Наверное, не стоит повторять старую истину о том, что мы сознаем счастье, только когда оно уходит. Но тогда, во второй половине пятьдесят первого года, я твердо знала, что это самое удивительное время моей жизни.
И вот оно кончилось. Я даже помню точную дату: восьмое марта 1952 года. В шесть часов утра. Меня разбудил настойчивый звонок в дверь. Джек был по делам в Питсбурге — и я не могла представить, кто мог беспокоить меня в столь ранний час.
Я открыла дверь и увидела дрожащего на пороге Эрика. Вид у него был такой, будто он всю ночь не сомкнул глаз. И в то же время он казался испуганным. Меня тотчас охватил страх.
Что случилось? — спросила я.
Они хотят, чтобы я назвал имена.
«Они» — это Эн-би-си, Национальная радиовещательная компания. Накануне днем старший вице-президент компании — некий мистер Аира Росс — позвонил Эрику в его офис на тридцать втором этаже Рокфеллеровского центра и попросил о короткой встрече с ним и его коллегой. Эрик поинтересовался, не подождет ли встреча до завтра — поджимали сроки сдачи очередного выпуска шоу Марти Маннинга. На что Росс ответил:
Извини, но нам необходимо встретиться с тобой сейчас.
Нам, — сказал Эрик. — Как только этот сукин сын произнес во нам, мне стало ясно, что со мной все кончено.
Эрик отхлебнул кофе. Спросил, нет ли в доме виски.
Эрик, шесть утра.
Я знаю, — бросил он. — Но кофе слабоват, а глоток виски меня бы взбодрил.
Увидев, что я колеблюсь, он стал напирать:
Пожалуйста, Эс. Сейчас не время спорить о плюсах и минусах предрассветного пьянства.
Я достала из шкафчика бутылку «Хайрам Уокер»:
Есть только бурбон. Джек не пьет шотландское виски.
Если крепость выше пятидесяти градусов, на остальное мне плевать.
Он налил бурбон прямо в кофейную чашку. Начал отхлебывать, слегка морщась при каждом глотке.
Так-то лучше, — сказал он и продолжил рассказ: — В общем, я поднялся в кабинет Росса на сорок третьем этаже. Среди нас, авторов Эн-би-си, за Россом закрепилась кличка Гиммлер — поскольку именно ему поручали убирать из компании неугодных. Его секретарша заметно побледнела, увидев меня, — и это было верным признаком того, что мое дело дрянь. Но, вместо того чтобы проводить меня в его кабинет, она пригласила меня в соседнюю комнату для совещаний. За столом сидело пятеро парней. Когда я вошел, все они дружно уставились на меня, как на смертника, которого привели в апелляционный суд с просьбой о смягчении наказания. Повисло долгое напряженное молчание. Я, идиот, попытался разрядить обстановку.
«И все это для меня?» — сострил я. Но никто не засмеялся. Росс поднялся из-за стола. Он действительно палач, этот Росс. Ничем не примечательный человечек, с внешностью бухгалтера, в очках с толстыми линзами, с жидкими, вечно сальными волосенками. Представляю, как над ним издевались в школе — наверное, с тех пор он и жаждет мести, упиваясь той маленькой властью, которую дает его должность. Особенно в такой момент — когда ему предстоит провести собственное расследование антиамериканской деятельности на сорок третьем этаже Рокфеллеровского центра.
Итак, он встал и бесцветным голосом представил каждого из присутствующих. Это были Берт Шмидт, глава редакции эстрады и комедии. Двое ребят, Голден и Френкель, — из юридической службы. И был еще один джентльмен, агент Брэд Свит, — из ФБР. Ты бы видела этого Свита. Как будто только что из массовки гангстерского фильма. Верзила с квадратной челюстью, короткой стрижкой и бычьей шеей. Уверен, он держал оборону в школьной футбольной команде в своей родной Небраске, потом женился на девушке, которую привел на выпускной, и все четыре года в Уичито мечтал о том дне, когда будет служить мистеру Гуверу, защищая мамочку и американский флаг от опасных писателей-извращенцев вроде меня. Улавливаешь?
Да, — сказала я, подливая себе в кофе немного бурбона. — Картина ясна.
Чего это тебя потянуло на выпивку?
Думаю, мне тоже не помешает.
Так вот, Росс жестом пригласил меня к столу. Я сел. И сразу заметил толстую папку перед агентом Свитом, на которой значилось мое имя. Я перевел взгляд на юристов. Перед ними на столе лежали мои контракты с Эн-би-си. Я попытался встретиться глазами с Бертом Шмидтом — он всегда стоял на моей стороне, — но тот отвернулся. Было заметно, что он перепуган до смерти.
Росс открыл процесс инквизиции стандартной фразой:
«Уверен, тебе известно, почему ты здесь».
«Не совсем, — ответил я, — но раз уж тут присутствуют двое юристов, должно быть, я совершил нечто из ряда вон выходящее. Позвольте угадать? Я своровал пару анекдотов у Эрни Ковакса, и теперь меня хотят привлечь к ответственности за плагиат».
И опять моя шутка не возымела успеха Наоборот, Росс ощетинился и попросил проявлять уважение к присутствующим. На что я ответил: «Я вовсе не пытаюсь демонстрировать неуважение. Мне просто непонятно, что я здесь делаю… и что, черт возьми, я натворил».
И тогда агент Свит вперился в меня своими патриотическими глазками — вылитый Оди Мерфи — и процедил вопрос, на который, как я и предполагал, мне рано или поздно придется отвечать.
«Мистер Смайт, состоите ли вы сейчас или состояли ли вы когда-нибудь в коммунистической партии?»
Не задумываясь, я ответил: «Нет». Агент Свит попытался скрыть усмешку, открывая пухлую папку, и сказал:
«Вы лжете, мистер Смайт. Если бы вы были в суде, вас могли бы привлечь к ответственности».
«Но здесь же не суд, — ответил я. — Скорее пародия на суд…»
Это взбесило Росса. «Послушай, ты, умник, — угрожающе прошипел он, — советую тебе сотрудничать или…»
Один из юристов — кажется, это был Френкель — тронул его за руку, словно предупреждая: никаких угроз. Потом повернулся ко мне и заговорил доброжелательным тоном.
«Вы абсолютно правы, мистер Смайт. Здесь не судебное заседание. И это даже не расследование и тем более не комиссия Конгресса. Мы собрались исключительно для вашего блага…»
«Моего блага! — произнес я, пожалуй, слишком громко. — Что ж, это меня устраивает».
«Все, к чему мы стремимся, — продолжил Френкель, — это помочь вам избежать потенциально опасной ситуации».
«О, так, значит, все мы тут друзья? — сказал я, уставившись на Берта Шмидта. — Ну и ну, я даже не предполагал, что у меня столько друзей в высших эшелонах…»
«Это бесполезно», — обратился Росс к своим коллегам-инквизиторам.
Но Шмидт попытался сыграть роль доброго полицейского:
«Эрик, прошу тебя… постарайся сотрудничать».
