Их диалог был прерван возвращением матери.
Громко хлопнув дверью, она воинственно уперла руки в бока и заявила:
— Дети! — судорожный вздох. — Я очень виновата перед вами! Мне стыдно за то, что… я дала себе слабину. За то, что в какой-то момент сломалась под гнетом обстоятельств и увязла в своих собственных переживаниях. Из-за этого вы почувствовали себя уязвимыми. Взрослыми. И самостоятельными. Из-за этого решили, что все трудности должны обязательно преодолевать в одиночку. Но это не так! У вас все еще есть мать! Мать, которая убьет за вас, если придется! Да, мы лишились одного из членов семьи. Но знаете что? Баба с возу — кобыле легче! Не пропадем. Однако, с этого дня больше никакой лжи! Не нужно утаивать от меня ничего. Не нужно пытаться оградить меня от лишних переживаний. Правда! И только правда! Ясно?
Прекрасно понимая, что большая часть родительской речи адресована именно ей, Попова смиренно закивала головой. Костя поддержал ее.
— Вот и хорошо! — хлопнула в ладоши мама. — А теперь давайте-ка за стол, пока все окончательно не остыло. Марат, и вы присоединяйтесь. Угощу вас наливочкой собственного производства. Мягкая, как пух!
Каримов еще крепче стиснул Юлю в своих объятиях. Так плотно прижал к себе, что даже сквозь слои одежды она чувствовала жар его тела.
— Заманчивое предложение! — отозвался мужчина. — Но увы. Я за рулем.
— Очень жаль.
Вежливо кивнув, он обратился к Юле:
— Идем. Проводишь меня до машины.
Девушка грустно улыбнулась:
— Идем…
Явно почувствовав ее состояние и нежелание расставаться с ним, мама предприняла очередную попытку повлиять на решение профессора.
— Так вы оставайтесь, Марат! — с радушием гостеприимной хозяйки она обвела помещение руками. — Оставайтесь на ночь. Места у нас всем хватит. Раз вы и так практически живете с моей дочерью, то уже… можно сказать… почти член семьи. Зачем куда-то ехать? Расслабьтесь. Отдохните от проблем и городской суеты. Чуть погодя и баньку истопим!
Его энергетика резко изменилась. Сделалась хищной и опасной.
Юля чувствовала это на каком-то диком, примитивнейшем уровне.
Его пальцы больно впились в ее талию, порождая трепет во всем теле.
Его сердце затарахтело так мощно и громко, что едва не оглушило ее.
Его жесткие губы скользнули прямо к ее уху, заставляя вздрогнуть.
— Ох, пташечка! — раздался зомбирующий шепот. Шепот, слышный одной лишь ей. — Отыметь тебя в бане — это святое!
От столь порочных слов стенки ее влагалища невольно сократились.
Низ живота прострелило сладкой истомой. А веки налились свинцом.
Марат же как ни в чем не бывало переключил внимание на ее маму.
— С радостью воспользуюсь вашим приглашением, Наталья Васильевна!
— Ну, вот и славно! — с готовностью отозвалась их родительница. — Вот и хорошо. Располагайтесь.
* * *
Наконец-то они уселись за стол, подарили матери основной подарок — путевку на море, чем, собственно, довели ее до слез, и начали праздновать.
Изначально Юля опасалась, что Марату будет скучно, что он не найдет общих тем и точек соприкосновения ни с Костей, ни с мамой. Но уже спустя пятнадцать-двадцать минут поняла — все страхи совершенно напрасны. Каримов являлся разносторонне развитым человеком и мог поддержать беседу абсолютно на любую тему. Девушка даже почувствовала легкий укол ревности, ибо с ней он такого красноречия, как правило, не проявлял.
Зато теперь эти трое почти не затыкались, наперебой рассказывая друг другу различные истории и примеры из жизни. А Юля, обиженно надув щеки, бесцельно ковыряла вилкой у себя в тарелке. Есть больше не хотелось.
Внезапно ее внимание привлекло какое-то движение за окном. Во дворе у соседей. Прищурившись, она увидела, как дядя Валера спускает с крыльца инвалидную коляску и тщательно застилает ее одеялом.
— Мам? — ведомая любопытством, бесцеремонно вклинилась в их разговор. — А что там у наших соседей происходит? Ничего не понимаю.
— Ох, дочка, — тяжело вздохнув, мать отложила в сторону столовые приборы и промокнула губы салфеткой, — не спрашивай! Как подумаю, слезы на глазах наворачиваются. До чего же мне Зинку жалко! Упаси боже от такой участи!
— Почему? Что с ней случилось?
— Да такое случилось, что и врагу не пожелаешь! Помнишь, сумки они тебе в общежитие завозили? Так вот, тогда они в город не из праздного любопытства мотались-то. Дочь свою из больницы забирали. Она же у них раньше была… сама знаешь, какая — оторви да выброси. Чего только ни творила в городе своем. И пила, месяцами не просыхая. И дрянь какую-то курила. Даже таблетками баловалась. А потом вдруг заболела. Причем резко. И очень серьезно. Начали обследовать, а там… все до такой степени запущено, что уже и неоперабельная она. Естественно, Зина с Валерой отказывались это принимать. Их можно понять — единственный ребенок, как ни крути. Влезли они в кредиты, продали все, что смогли. Но врачи гарантий не давали. Что-то пытались сделать, да толку ноль. В общем, лечение Дашке не помогло. Слишком поздно. Вот и отправили ее домой… последние деньки… доживать.
— Господи! — ужаснулась Юля. — Как же так? Ей ведь всего двадцать четыре!
— Милая, — мама нежно коснулась ее руки, — все мы под богом ходим. И все мы рано или поздно… окажемся там. Такова жизнь.
Пребывая в самой настоящей прострации, она кивнула.
А мать продолжила:
— Юль, ты б наведалась к ней, что ли! Знаю, вы не ладили особо и не общались почти. Но… выросли-то, считай, в двадцати метрах друг от друга! Поговори. Поддержи по-соседски. У нее ведь… каждый день может стать…
— Я поняла, — Попова отложила вилку в сторону. — Схожу обязательно.
— Прямо сейчас и ступай! — настаивала мама. — Ее вон как раз на прогулку вывели. И приглядишь за ней, пока Зина постель меняет.
Юля вновь выглянула в окно. И правда. В инвалидном кресле сидела Дашка. Одна. Родители ее вывели, усадили, укрыли одеялом и вернулись в дом.
— Хоро…
— Нет! — неожиданно и резко вмешался Марат. — Не нужно ей этого видеть!
От стали, звенящей в его голосе, мама даже немного растерялась.
— Но…
— Никаких «но», Наталья Васильевна! — Каримов оставался непреклонен. — Сами подумайте, для чего вашей дочери такой дикий стресс? У нее мало своих потрясений? Почему она должна переступать через себя и идти к человеку, с которым никогда не ладила? Извините, но это лишнее! Да, девушку по-человечески жаль. Тем не менее, судя по вашим рассказам, она прожила «яркую» жизнь. А последствия есть у всего. Нужно было раньше…
Профессор замолчал вдруг, выцепив их соседку случайным взглядом.
Он побледнел. Вытолкнул из себя воздух так резко, как будто тот обжигал его изнутри. Скрежет его зубов был отчетливо слышен в воцарившейся тишине их дома. Играя желваками на лице, Марат сдавленно прохрипел:
— Как, говорите, фамилия у вашей Дашки?
— Тараевы они, — ответил за всех Костя.
Мужчина вздрогнул. Его ладони, сжатые в кулаки, с грохотом опустились на крышку стола. Ничего не объясняя, он вскочил на ноги и ринулся прочь.
С трудом понимая, что происходит, а вернее — не понимая вообще, Юля машинально побежала за ним.
— Ты куда? В чем дело? Что случилось?
Ответом ее не удостоили. Каримов просто обулся и вышел на улицу.
Естественно, сдаваться она не собиралась. Накинула пальто и тоже торопливо выскользнула наружу прямо в домашних тапочках.
Вскоре стало ясно — мужчина направляется к их соседке.
И настичь его Юля смогла, лишь когда он сам остановился в паре метров от Дашки. Она выглянула из-за его плеча, намереваясь поздороваться с ней.
Да только не смогла произнести ни звука. Девушка была не похожа на саму себя. Бледная. Слабая. Осунувшаяся. С синюшными губами и мутными глазами. Дарья не сразу заметила их. Но когда это произошло, ее затрясло.
Сложно сказать, какие эмоции она сейчас испытывала. Однако к Каримову девушка обратилась со смесью ужаса и благоговения в голосе:
