Дженни до крови прикусила нижнюю губу. Она думала о прошлом, о судьбе, которая свела их. Горе ее было безутешно. Ее знание сгубило все. Она горько зарыдала, и Джек снова сжал ее в объятиях.
— Я люблю тебя! — прошептал он, прижимая Дженни к себе. Эти объятия разрушали решимость Дженни. Потом с горячей нежностью поцеловал в последний раз и ушел.
Дженни смотрела ему вслед, кусала губы, и слезы заливали ей лицо.
«Так не должно было случиться, — говорила она себе. — А если случилось, то не нужно об этом вспоминать». Но если бы она не вспоминала, то не вышла бы той ночью на берег моря и никогда не встретила его. Нет, наверное, им было суждено встретиться. Наверное, тогда они познакомились бы в каком-нибудь другом месте. О Боже, все так перепуталось!..
Она посмотрела на стоянку и увидела красный «мустанг». Джек стоял, открыв дверцу. Он наклонил голову, черные волосы свесились на лоб. Согнутый локоть упирался в открытую дверцу. Лица не было видно. Плечи его вздрагивали.
Джек Бреннен плакал.
Дженни почувствовала, что у нее разрывается сердце.
Говард Маккормик снял трубку после второго звонка. Он опаздывал на заседание городского совета, но ждал этого разговора и не мог его пропустить.
— Да, Марти, я слушаю.
— Все готово, босс. Я нашел бывалых ребят, как вы просили. Правда, Рейнолдс вышел из игры. У него загноилась резаная рана на руке. Толку теперь от него не будет, но Коллинз держит хвост пистолетом. — Это были водолазы, которые столкнулись с Бренненом на месте катастрофы. — Кроме того, я нанял парня по фамилии Питерсон. Он мастак насчет взрывчатки.
— Отлично! Едва погода наладится, Бреннен вернется к спасательным работам. На этот раз мы не будем мешать ему. Как только он поднимет контейнеры, мы приплывем и заберем их. А прежде чем убраться оттуда, оставим нашему дорогому другу Джеку маленький подарочек, и все будет о'кей.
Марти фыркнул в трубку:
— Обычный несчастный случай… Бреннен так никогда и не узнает, чем стукнуло его по кумполу!
— Это точно. — Говард посмотрел на каминные часы. — Да, Марти, есть еще одно дельце.
— Какое, босс?
— В этот раз возьмешь меня с собой.
Марти замешкался только на секунду и без лишних вопросов ответил:
— Заметано, босс.
Говард сгорал от нетерпения. Джек Бреннен унизил его, поставил в идиотское положение. Последние три года он был у Маккормика как бельмо на глазу. Хуже того, Джек украл то, что должно было принадлежать ему, Говарду. Маккормик мрачно улыбнулся. Избавиться от Бреннена было куда приятнее, чем заполучить еще один не облагаемый налогами миллион долларов.
Говард повесил трубку и посмотрел в окно, за которым по-прежнему лил дождь. Это чертово ненастье продолжалось уже неделю. Скорее бы распогодилось! Ему не терпелось завершить это дело.
И отпраздновать победу, покончив с Джеком Бренненом раз и навсегда.
* * *
Кошмары исчезли, но Дженни все еще не могла спать. Она не могла есть, не могла думать. Сердце разрывалось на части. Она вышла на работу сразу же по возвращении в Санта-Барбару, но ее энергия вдруг иссякла. Сил хватало только на то, чтобы утром подняться и доехать до библиотеки.
Она рассказала о случившемся Милли, и подруга пыталась поддержать ее. За недели, прошедшие с того дня, когда Милли учила ее играть в пул, они сильно сблизились. Несколько раз звонила Дотти, но верным подругам так и не удалось расшевелить Дженни.
Казалось, время застыло на месте. Она впала в уныние и была равнодушна ко всему на свете, кроме Джека. Интересно, как он живет?
Конечно, снова пьет, якшается с другими женщинами и глушит тоску единственным доступным ему способом. Если только его любовь не была минутным капризом, чтобы скрасить холостяцкое одиночество, за которое так цеплялся Джек. Короче говоря, он вернулся к своей обычной жизни…
Примостившись на диване и держа на коленях тихонько мурлыкающего Скитера, Дженни перевернула очередную страницу навевавшего скуку романа о трех замужних сестрах, брак каждой из которых оказался по-своему неудачным.
Она уже прочитала стопку книг, которую привезла с Ямайки. Это помогло Дженни лучше понять свои сны. Кроме того, она научилась видеть, как прошлое проявлялось в настоящем.
Например, любовь к морю, странная тяга к нему, которую она испытывала с детства. Сколько часов она простояла у окна, глядя на далекий горизонт! Как будто ждала чего-то. В то время она понятия не имела, чего ждет.
Или отношение к детям. Дженни не хотела ребенка, пока не познакомилась с Джеком. Она никому не признавалась в тайном страхе причинить вред своему собственному младенцу. Энни Патерсон избавилась от бремени. Возможно, в ней еще жило чувство вины. Энни Палмер была чудовищно жестока к детям. Наверно, помраченный рассудок приказывал ей мстить им за то, что они живы, в то время как ее собственный ребенок умер, став еще одной жертвой измены Джейсона. До нее дошло, что даже правописание могло нести в себе остатки прошлого. Всю жизнь она неправильно писала не только такие достаточно редкие слова, как «moulding», «parlour», «theatre», «armour», но даже простенькое «grey»[15]
Годы спустя она поняла, что пишет их так, как принято в Англии. Но она никогда не была в Европе.
А ее кошмары… Теперь она разбиралась в них до тонкостей. Так, она выяснила, что на Ямайке действительно водятся снившиеся ей огромные, отвратительные пауки. Символы в ее снах были символами вудуистских богов, которых называли «лоа». Волнистые линии означали извивающихся змей — эмблему богини Дамбаллах. Странные точки и круги были символом Папы Легбы, стража ворот. А треугольники, похожие на паруса, — знаком бога моря Агуе.
Она узнала, что эта необычная религия является комбинацией древних западноафриканских анимистских верований, с одной стороны, и католицизма нескольких периодов времени — с другой. В католицизм были обращены первые рабы, доставленные на остров. Когда в конце XVIII века вудуизм был объявлен вне закона, рабы начали называть своих богов именами католических святых: бог войны Офун стал святым Яковом, а Эрзулия, богиня любви, важнейшая из лоа женского пола, превратилась в Деву Марию. Это причудливое искажение заставило Дженни зябко поежиться. Книги, которые она принесла домой, объясняли и кошмары с ходячими трупами. Приверженцы вудуизма больше всего боялись того, что после смерти их души будут украдены, а обесчещенные тела обрекут на вечное рабство, превратив их в лишенных разума зомби. Чтобы избежать этого, рты мертвецов запечатывали, ноздри затыкали ватой, а челюсти подвязывали.
