– Расскажи мне о своем чувстве вины, которое переполняло тебя, когда ты трахалась с женатым человеком.
– Поначалу это очень возбуждало, но затем он по-настоящему влюбился в меня. Я хочу сказать, что он просто с ума сошел. Он начал говорить, что готов бросить жену и детей. Тут я поняла, какое зло совершаю. Мое маленькое приключение могло разрушить счастье другой женщины, уничтожить семью. Для меня это было невыносимо.
– И ты убежала.
– Да. Я убежала. И с тех пор не имела дела ни с одним женатым мужчиной.
– Расскажи о втором твоем любовнике.
– Об Уильяме?
– Об Уильяме так, об Уильяме. Он что, тоже был намного старше тебя?
– Да. К этому времени он разошелся с женой, но детей у них не было. В сексе он оказался настоящим профессионалом.
– Профессионалом? – Филипп медленно провел ладонью по всему телу Анны, нежно помассировав ее груди. – Что ты имеешь в виду?
– Уильям относился ко мне как к женщине. Ден считал меня ребенком и любил называть малышкой. Билл был чем-то большим… – Анна замолчала, почувствовав, как теплые губы Филиппа коснулись ее сосков.
– Продолжай, – потребовал Филипп, и Анна всей кожей ощутила его жаркое дыхание.
– Не могу, когда ты так целуешь меня.
– Можешь. – Он слегка укусил сосок Анны, и от боли она вся выгнулась. – Расскажи, расскажи мне о Билле, который относился к тебе как к женщине. Ты всегда с ним кончала?
– Да, – прошептала Анна.
– Всегда?
– Часто. Но не как с тобой. Ты это хотел услышать?
– Я хочу только правду.
– У меня ни с кем не было такого, как с тобой. Помнишь, тот первый раз в Вейле… Это было больше, чем все прежде, вместе взятое. Думаю, что это ты и хотел услышать.
– Нет. – Филипп поцеловал ее в шею, а затем язык его скользнул между грудей. – Об этом ты можешь не говорить. Я и без слов все знал.
– Невозможное чудовище. Я люблю тебя, Филипп.
Анна поклялась никогда не произносить больше этих слов, но сегодня она призналась ему в любви уже дважды. Слегка пристыженная своей слабостью, Анна рванулась было, чтобы освободиться, но у нее ничего не вышло.
– Ты же сказал, что я в любую минуту могу освободиться?
– Еще не время. Расскажи мне о третьем. Как его звали?
– Курт. Он работал со мною в Майами в газете. Он был моим боссом.
Голос Анны стал мягким, даже сонным: она ощущала возбуждающее прикосновение языка Филиппа. Он мягко скользил по животу и ниже, где ее жаркая влажная плоть была едва скрыта тонкой кружевной полоской.
– И как долго он был твоим любовником?
– Прошлое лето. Мы вместе ходили купаться на пляж ночью. Он обычно приносил с собой бутылку вина, и мы занимались любовью прямо под звездами. Курт иногда давал мне покурить травку.
– И тебе это нравилось?
– Иногда было противно и подташнивало, а иногда ничего, даже возбуждающе.
– Скромным любовникам это очень помогает.
– Развяжи меня.
– Я же сказал, что освободиться ты сможешь и сама. Филипп просунул пальцы под трусики и одним движением снял их.
– Но я не могу освободиться, а мне так хочется коснуться тебя.
Филипп начал целовать ее бедра, а затем язык коснулся и самой плоти. Он начал проникать туда все глубже и глубже, как в первый раз: нежно и настойчиво одновременно. Анна еще раз попыталась освободиться и не смогла, а язык Филиппа то выходил, то вновь входил в нее, вызывая невыразимое желание. Анна выгнулась и обхватила ногами спину Филиппа, приподнявшись так, чтобы продлить удовольствие, сделать его сильнее и доставить радость Филиппу, открывшись ему до конца.
Шелковые чулки больно резали запястья. Но узел наконец-то поддался, и правая рука освободилась. Анна тут же развязала другую. Теперь она обхватила руками голову своего возлюбленного и с глубоким вздохом выдавила из себя: «Иди. Иди ко мне…», сама удивляясь звуку своего голоса.
Филипп неожиданно засмеялся.
– Я же говорил, ты легко можешь освободиться и сама.
Анна жадно поцеловала Филиппа в губы и прошептала:
– Не смейся надо мной. И больше не привязывай меня к постели.
– А тебе это не понравилось?
– Ты больной человек, Филипп Уэстуорд.
Он лег на спину, а Анна устроилась у него на груди, вглядываясь в его лицо. Она чувствовала, что вся горит.
– Тебе нравится целовать меня… там?
– Ммм…
– Почему?
– Потому что это тебя дьявольски возбуждает, да и меня тоже. Это самая женственная твоя часть.
Анна бедром ощущала твердый пенис Филиппа.
– А я всегда была против орального секса. Я кажусь тебе мещанкой, да?
– Нет, только ирландской католичкой. Ты так красива, Анна. Ты самая красивая женщина, которую я когда-нибудь видел.
– Иди, иди ко мне. – Голос Анны прервался.
Когда все кончилось, Филипп принялся целовать ее веки, каждый раз повторяя:
– Анна, дорогая.
Она же ощутила на губах привкус соли от его слез.
– Этот раз ты был только со мной.
– Да, с тобой.
– Сейчас ты открылся полностью.
– Да.
– Так больше не скрывайся от меня, Филипп. Мне не вынести этого.
В ответ он только молча целовал ее губы.
Наконец-то они нашли его. Они нашли Джозефа.
Анне снилось, будто она бежит по длинному коридору, а сердце готово вот-вот вырваться наружу. Это госпиталь, вроде того, в котором находится ее мать. Джозеф здесь, в одной из палат за белой дверью.
Анна, волнуясь, сворачивает за угол и бежит вниз по лестнице, громко выкрикивая имя Джозефа, но в ответ – молчание и безразличие на лицах врачей в белых халатах. Они только пожимают плечами и проходят мимо. Но Джозеф здесь, Анна прекрасно знает об этом.
Она видит дверь с надписью: «Джозеф Красновский». Наконец-то она нашла его!
Анна с разбегу толкает дверь и оказывается в большой ярко освещенной комнате с настежь распахнутым окном. Занавески раздуваются от сильного ветра. Сердце готово остановиться. Она уже знает, что значит это широко раскрытое окно.
Медленно Анна подходит к постели. Голый человек лежит на кровати, его руки скрещены на груди.
– Джозеф! – кричит Анна. Но этот крин, как и полагалось во сне, похож на шепот.
У постели появляются люди в белых халатах, на их лицах – плохо скрываемое недовольство. Медленно, в унисон они качают головами.
– Нет. Он не может! Не может умереть просто так! – кричит Анна.
Тогда сестра медленно поворачивается и спокойно показывает на монитор у постели больного. На черном экране зеленая ровная полоска ясно говорит о том, что сердце уже давно перестало биться. А душа вышла из тела и вылетела в распахнутое окно, куда-то в вечность.
– Нет! – закричала Анна в отчаянии. – Нет! Филипп!
Он здесь же, большой, сильный, а руки его уверенно обнимают сейчас Анну. Она открыла глаза и посмотрела через его плечо на брезжущий из окна свет, не понимая, где она находится.
– Филипп! – прошептала она. – Мне приснился кошмарный сон.
– Пора вставать. Уже почти половина восьмого.
– Ну и что? Разве ты собираешься уходить куда-то?
– Нет. Просто это моя комната, поэтому уйти придется тебе.
– Ты что, собираешься меня выставить?
– Горничные скоро будут разносить чай в постель. Думаю, тебе не хотелось бы, чтобы они застали молодую хозяйку в кровати гостя? Иди.
– Черт побери!
Камин догорел, и в комнате было очень холодно. Анна быстро вскочила с постели и нашла свою одежду на полу.
– Ты бессердечный тип, Филипп, – произнесла она, вся дрожа. – Здесь же можно умереть от холода.
Когда она собралась наконец, то наклонилась к постели и поцеловала своего возлюбленного.
– Ничего похожего мне не приходилось испытать в жизни. А тебе?
– Тоже.
– Что ж, поверю тебе на слово.
– Конечно.
У двери она повернулась и послала Филиппу воздушный поцелуй. В ответ он улыбнулся ей. Анна закрыла за собой дверь и оказалась в холодном пустом коридоре.
Они уезжали из Грейт-Ло второго января. Анна с болью в сердце расставалась с Эвелин – ведь эта встреча могла оказаться последней. За прошедшую неделю Эвелин стала ближе Анне, которая увидела бабушку совсем другой, близкой по духу женщиной.
Анна из последних сил старалась не расплакаться.
– Я буду звонить тебе каждую неделю, бабушка. Сообщу, как мама. А как только ей можно будет путешествовать, я обязательно привезу ее в Англию, повидаться с тобой.
– Хорошо, – согласилась Эвелин. – Обязательно привези ее ко мне, прежде чем я уйду из этого мира. А теперь прощай, дитя мое.
Анна была подавлена и не могла произнести ни слова. Эвелин сама отстранилась от нее.
– Иди. Оставь прошлое и иди туда, где его тени не имеют власти.
– Такого места нет, бабушка.
– Нет, есть, дитя мое. Где-нибудь на вершине холма, где солнце светит особенно ярко. И помни, прошлое боится будущего. Иди в это будущее и забери с собой мать и своего удивительного мужчину.
Они подошли к старому «бентли». Уоллас сел за руль и надел кепи на седую голову.
