— Погоди, но ведь её мама вроде бы адвокат, разве нет? — спросил Миша.
— Да, адвокат. И я ей нравился. Но она думала, что у нас обычная первая любовь. Что её дочь спустя месяц-другой найдёт другого и будет спокойно жить дальше. А видеть свою дочь в фате в 15 лет она не хотела. Так что молча согласилась с бывшим мужем. И весь этот бред про Настю, Диму, парня, с которым она якобы встречалась, придумал её батя.
— Блин, но неужели было сложно загуглить статью и прочитать все примечания? — спросила Нина.
— Ник, а ты думаешь ей было до статей? Я был для неё вторым человеком в жизни, а теперь такое. Родители ставят тебя перед выбором: тюрьма или разрыв. А родители такие, которые ещё и разбираются в законах. Она им верила.
— Блять. Какой же это пиздец! — закричал Влад.
— Да, точнее и не скажешь. Она страдала от разрыва не меньше моего. Ей было очень плохо. Помните меня? Так вот, представьте теперь её, учитывая то, что она ещё девочка. Я хотя бы думал, что только мне хреново. А она знала, что хреново и ей, и мне, и что она сделала мне больно. Да, больно. Больно. Конечно я её простил, и я и она снова стали «мы». Нам было хорошо. Но она не знала ничего обо мне. Ничего.
— То есть она не знала, что ты… — сказала Настя.
— Нет. Но её мама знала. И считала себя виноватой в этом. Отсюда и платный психолог, хотя я думал, что он бесплатный. Всё по блату, — сказал я и усмехнулся. — Да, нам было хорошо, но вышло так, что я всё рассказал. Не было смысла утаивать правду. Рассказал о себе. О Рине.
— Ох, она, наверное, вся совсем поникла? — спросила Юля.
— Не то слово. Я считал себя виновным в гибели Рины два года, а тут ещё и такое. Что парень, которого ты любила всю жизнь полез из-за тебя в петлю. Я как мог, утешал её, говорил, что она ни в чём не виновата. Что я всегда буду с ней, что буду помогать ей, чтобы ни случилось.
— А она? — тихо спросил Миша.
— Мы не встречались три дня. Я постоянно писал ей, что я с ней. Спрашивал, как у неё дела. Звал на встречу, но она не соглашалась. Но позавчера согласилась. Мы встретились, и поговорили. Она страдала, я видел это. Пытался её развеселить, растормошить, но всё без толку. Мы пришли к месту нашей встречи, и тогда она мне сказала, что нам нужно расстаться. Перестать видеться. Что она любит меня, но что она причинила мне слишком много боли, и боится причинить ещё. Поцеловала меня, и в слезах убежала прочь. Я же просто не понимал, что происходит, и так и стоял как вкопанный. Пытался позвонить — сбрасывала. Писал — оказался в чёрном списке. На этом всё, рассказ окончен.
— Мда, ну и история конечно, — сказал Влад.
— Жесть у тебя, а не жизнь — сказала Нина.
— Да, ситуация конечно очень сложная, я даже не знаю, что тебе и посоветовать делать, — сказал Миша.
— Да, с одной стороны, жизнь у тебя наладилась, ты можешь спокойно идти своей дорогой и быть счастливым. С другой стороны, кроме неё ты никого не любил по-настоящему. И вас многое связывает. Даже не знаю. Я бы, наверное, забил на неё, — сказал Костя.
— Да, слишком много она нервов тебе потрепала, — сказала Нина.
— А сколько счастья он с ней испытал? — возразила Настя.
— Так, подождите вы со своими советами, — сказал Миша. — Ваня сам всё решит. Да и мне кажется, что он пришёл не за советами. Так?
— Точно. Я просто соскучился по вас. А ещё я хотел выговориться, вот и всё.
— Хорошо, это всё понятно, но что насчёт чувств? Ты описал события, но как будто специально избегал описания своих эмоций по поводу всего произошедшего, — сказал Миша.
— Да потому что это самое сложное. Я просто не знаю. Я… — не смог договорить я, бросая взгляд из стороны в сторону, пока не искал слова. А они оказались наиболее простыми, — люблю её. Да, люблю. Очень сильно. Даже больше, чем четыре года назад, перед нашим расставанием. Я люблю её, но не знаю, нужно ли нам быть вместе.
— Боишься снова привязаться к ней? — спросила Нина.
— Нет. Я готов к тому, что потеряю её. Да и боязнь привязанности… Уклоняться от привязанностей из страха потери — всё равно что уклоняться от жизни из страха смерти. Просто я хочу того же, что и все люди — счастья. Но не только для себя, но и для Маши. И я не знаю, будет ли она счастлива со мной. Могу ли я вообще сделать кого-то счастливым?
— Так, Вань, тебя уже куда-то понесло не туда. Она ведь не раз и не два говорила тебе, что ты делаешь её счастливой, так? Так. И как мы убедились, те слова были правдивы и искренне. Но важно даже не это. Лучше ответь на другой вопрос — будешь ли ты счастлив с ней? Приносит ли она тебе счастье или же всё это только тяготит тебя?
— Да. Буду. Раньше с ней я чувствовал себя другим человеком, лучше, чем был на самом деле. Сейчас этого нет, наверное потому что я знаю кто я. Но… Не знаю даже как объяснить, как будто рядом с ней я понимаю, что живу полной жизнью. Что вот оно — моё предназначение. Она — моё предназначение. Да, понимаю, звучит глупо и идёт даже в некое противоречие с моими «стоическими» жизненными установками, но мне плевать. Да, я понимаю, что могу найти другую девушку, которую буду сильно любить и с которой буду счастлив. Но Маша… Она ведь всегда будет для меня единственной и неповторимой.
— А что за стоические установки? — спросил Костя.
— А они… — сказал я и задумался, — они разные. Чёрт, я ведь на каждую прожитую секунду становлюсь ближе к смерти, а трачу время на бесконечное сомнение. Когда всё, что нужно — просто сделать то, что я хочу. Что подарит мне блаженство на дороге жизни с тупиком в конце.
— Да, это самое главное. Вань, ты ведь помнишь, что мы тогда сказали в Новый год? Чтобы ты ни сделал, что бы ты ни выбрал, мы желаем тебе счастья и поддержим любое твоё решение. Действуй так, как считаешь нужным, — сказал Серёжа.
— Спасибо друзья, я знал и знаю, что вы у меня лучшие.
На этом меня и оставили. Мы продолжали болтать и веселиться, но мою персону оставили в покое. Я сказал всё, что хотел, а большего мне и не нужно. Только выговориться, а уж решение я приму сам. Которое и принял для себя.
***
2 сентября. Улизнул с последней пары, лишь бы успеть. Через Наталью Игоревну я узнал, когда заканчиваются занятия у Маши. И вот я здесь, на выходе из её ВУЗа. Сейчас должен был прозвенеть звонок, а значит у меня есть от силы пара минут на то, чтобы подготовиться. Заготовленная речь? Какой в ней смысл, если я половину забуду? Лучше буду говорить, как есть. Что думаю. И будь что будет. Наконец она выходит. Идёт с тремя подругами, глаза опущены и дырявят плиточную дорожку.
— Я вновь увидел тебя
И в чувствах своих не усомнился,
Все дамы меркнут на фоне твоём,
Я знаю, мы вместе по жизни пойдём, — сказал я.
— Что? — спросила Маша.
— Привет, — окликнул я её, — принцесса.
— П-привет, — робко сказала она, подняв голову, — что ты здесь делаешь? И как ты узнал, когда?
— А сама как думаешь?
— Мама помогла?
— Конечно.
— Она попросила присмотреть за мной?
— Хорош издеваться надо мной. Ты прекрасно понимаешь, почему я здесь.
— А я тебе уже всё сказала, — проговорила Маша и развернулась.
— Это я уже слышал, — сказал я и схватив её за руку повернул к себе и обнял. Первые несколько секунд она делала вид, что сопротивляется, но потом сама впилась в меня руками. — Я так понимаю в харасменте ты меня не обвинишь?
— Опять сводишь к шутке серьёзный момент? Я ведь сказала тебе, что…
— Я это уже слышал. Послушай и ты меня.
— Хорошо, — сказала Маша, тихонько отпрянув от меня.
— Скажу сразу — такого бреда я давно не слышал. Причинила мне боль? Боишься причинить ещё? Ты сама себя-то слышала?
— Вань, из-за меня…
— Нет! Не из-за тебя. Не из-за меня. Это роковое стечение обстоятельств, сколько можно говорить? И это было целых три года назад. Три года прошло, Маш! Ты не имеешь права винить себя в событиях трёхлетней давности, о которых ты и не знала, — сказал я и сделал свой голос мягче и спокойнее. — Маш, прости что повысил голос тогда, на трамвайной остановке. Я не должен был этого делать. Вроде с людьми с проблемами по жизни говорю, а когда доходит дело ди личного то всё, столь нужные слова просто вылетают из головы.