— отстраненно выдал он, взглянув на наручные часы.
— Тогда я позже принесу документы на подпись.
— Принеси… — всё так же безэмоционально ответил Егор и вмиг встрепенулся, среагировав на долгожданный звонок. Не дожидаясь, пока участники совещания выйдут, прихватил со стола пачку сигарет и покинул кабинет первым.
— Егор, ты куда? — перехватила его Ника в дверях. — Сейчас будет отгрузка, ты ведь хотел присутствовать.
— В следующий раз. — Как можно мягче сбросил её руку и ответил на звонок: — Да, Матвей!
— Егор Андреевич, — замялся мужчина, не ведая, стоит ли беспокоить будущего мэра по такому пустяку. — Матвеева приехала в женскую… эм… кхм… консультацию. Я… не знаю, важно ли это, но решил сообщить.
Егор так и замер. Ожидал, что она помчится к Тарановскому, а он подловит её и докажет себе, твердолобому, что пора ставить точку в этой истории, причем конкретную такую, жирную. Но гинекология… Неожиданно.
Не понимал. Хоть убейте, не понимал, зачем ему это всё нужно. Что мешало прямо сейчас взять и отказаться? Списать последнюю неделю? Ведь дело не сексе. Совсем. Просто… А что просто? Привычка? Потребность? Любовь?.. А вдруг у неё действительно проблемы, а он не в курсе?
— Егор Андреевич?.. Алло?
— Да, Матвей. Номер кабинета знаешь? — отмер, обнаружив, что уже сидит в машине.
— А то! И номер, и фамилию врача…
— Хорошо. Скоро буду.
Как оказалось, не только я провела бессонную ночь.
Стоило выйти из машины Студинского и по привычке, подняв голову, посмотреть в окно кухни, как сразу стало стыдно. Папа… Он не ушел на работу, а застыв у окна, смотрел прямо на меня полными тревоги глазами.
Не знаю, признал ли он машину Егора, но как только он уехал, я приговорено вошла в подъезд, костеря себя за безрассудность и халатное отношение к родному человеку.
Входная дверь была открыта. В прихожей, со сложенными за спиной руками расхаживал папа. Его плотно сжатые губы и воспаленные от недосыпа глаза сказали о многом. Черт. Простым «прости» тут не отделаешься. Тем более что привез меня не Сергей.
— Лид, у тебя совесть вообще имеется? — начал он, как только я сняла туфли. Знаю, не права. Знаю, стоило позвонить и предупредить Что толку сейчас оправдываться, когда на нем лица нет? Какие доводы предоставить?
— Ты прав, что злишься, — подняла на него такие же усталые глаза. — Пап, я… — ну, чего тянешь? Хотя бы раз скажи правду. — Я хотела позвонить, но было слишком поздно. Думала, ты уже спишь.
Его возмущение не знало границ:
— Ты издеваешься? Да как я могу спать, когда младший приговорен к восьми годам тюрьмы, а старшая приходит домой под утро! Ах, да, чуть не забыл, которая перед этим провалялась с месяц в больнице попав под колеса машины средь белого дня! Лид, что я должен был думать?!
Признаю, виновата.
— Мы ведь договорились, — он устало присел на банкетку. — Неужели так трудно позвонить и сказать пару слов? Тебе совсем меня не жаль?
Я присела рядом, положив на его колени руки, и виновато заглянула в родные глаза.
— Прости. Я не хотела, чтобы так получилось. Прости, пожалуйста…
Голова разрывалась от недосыпала, стало невыносимо трудно дышать от подступивших слёз. В висках пульсировала тяжесть.
— Дело не в прощении, Лида. — Натруженная, испещренная венами рука опустилась на мою щеку и ласково прошлась по ней. — Я не злюсь. Я тревожусь о тебе. Ты девушка. Это с парнями проще и то… как видишь, и с Даней я где-то накосячил. Но ты… я не переживу, если и с тобой что-нибудь случится.
Ну вот!
— Пап, давай не будем? Я понимаю, что не права и прощу прощения. Смотри, я готова понести самое суровое наказание.
Он только вздохнул на мое предложение, а промелькнувшая мимолетная улыбка подсказала, что пик тревоги ещё не миновал, но уже начал стихать.
— Нам надо поговорить. — Начал он серьёзно, нахмурив брови.
Я приготовилась выдержать допрос с пристрастием, которого, судя по папиному настрою не избежать. Внутри всё опустилось. Неуютно стало. Не хотелось снова прибегать к вранью.
У родителя был усталый вид. Под глазами залегли тёмные круги, на плечах – всё та же рубашка, что и вчера. Захотелось прильнуть к нему и обнять крепко-крепко, как раньше, в беззаботном детстве, когда снился страшный сон или кто-нибудь обижал. Знаю, разговора не избежать и в скором времени ему придется многое узнать о своей непутевой дочери, но не сейчас. Не сейчас, когда и сама ещё не определилась.
— Что за спектакль вы вчера разыграли? Я предполагал, ты встречаешься с Серёжей. А тут такое. Уж не знаю, что думать, — полилась его в меру осуждающая речь. — Лид, ты… черт, даже не знаю… — замялся, вдруг опустив глаза. — Если у тебя есть мужчина и у вас всё… короче, ты не считаешь, что я должен об этом знать?
Что ответить? Да? Спросит, кто. Снова лгать? Сказать правду? А дальше как быть? Разбежались. Не сошлись характерами. Только папа старой закалки и привык считать: раз девушка не ночует дома – всё весьма и весьма серьёзно.
— Можно я только скажу, что люблю его. Сильно-сильно, — тихо и твёрдо произнесла я, устав томить отца молчанием. Мои дрожащие от волнения руки, сцепленные на коленях в замок, накрыли его горячие.
— Хорошо. А он?
Хороший вопрос. Знать бы на него ответ. Вздохнула глубоко и, подняв голову, ответила как можно уверенней.
— И он…
— А как же Серёжа?
— А Серёжка… — улыбнулась, почувствовав, как папа обнял меня за плечи и потянул на себя, вынуждая прильнуть к плечу, что я и сделала с большим удовольствием. — А Серёжка просто самый лучший в мире друг.
Он свободно вздохнул, расслабив тело, и уже куда более приветливо поинтересовался:
— Ну, а имя у этого счастливчика есть?
— Есть. Егор, — выдала без тени сожаления. Мало ли у нас в городе Егоров.
— Ммм, надеюсь не Андреевич? — подмигнул, не подозревая, насколько близок к истине и рассмеялся, подловив меня на смущении. — Или всё-таки Андреевич? Думала, я не узнаю его машину? Или что я вообще кроме Петровича и рыбалки ничего не замечаю?
Э-э-э… Я так и сидела с открытым ртом, не зная,
