Я посмотрела недолго вместе с тетей Фанни телевизионную передачу, причем частично мое внимание по-прежнему было приковано к входной двери. Я также чутко прислушивалась к звукам, надеясь услышать шум подъезжающей к дому машины. Но час проходил за часом, а Люк все не возвращался. Наконец, уставшая и разочарованная, я пошла спать.
Я спала урывками, все время просыпаясь и прислушиваясь к знакомым звукам родного дома в надежде услышать шаги Люка. Вскоре после полуночи я проснулась, почувствовав присутствие Люка, И действительно, когда я открыла глаза и взглянула вверх, я увидела, что он стоит около кровати, освещенный лунным светом, и смотрит на меня.
— Люк, где ты был? Почему ты не возвращался так долго? — воскликнула я.
В раздумье он посмотрел мне в глаза.
— Я ходил в хижину в Уиллисе, Энни, чтобы подумать обо всем, — тихо произнес он.
— В хижину? — Я села.
— Я часто туда ходил, когда был помоложе, — быстро сказал он. Затем он нахмурился, не в силах совладать с гневом, кипевшим у него внутри. — Дрейк все еще здесь?
— Нет, он убежал. Он разозлился на меня за то, что я не хочу вернуться обратно в Фарти и к Тони.
— Я никогда раньше не был так зол на него. Я надеялся, что он ударит меня, что дало бы мне право ударить его самому. — Глаза Люка сделались холодными, гневными и решительными. Затем он, должно быть, понял, каким суровым и ненавидящим выглядит, потому что выражение его лица смягчилось и весь он как-то обмяк.
— Я полагаю, что это у меня в крови, а также и в его крови. Моя мать часто говорила мне о вспыльчивом характере Кастилов. — Он сел рядом со мной. Потом улыбнулся своей улыбкой, которую я знала и любила, его глаза светились, а на губах была сама нежность. — Я желал бы быть больше похожим на тебя, Энни. У нас одна и та же наследственность, Стоунуоллов и Кастилов, тем не менее мы такие разные, ты такая терпеливая, спокойная и все понимающая.
— Нет, Люк… у нас не совсем одинаковая кровь. Тони не болтал просто какую-то чепуху, когда мы покидали Фарти. Мама не была Кастил.
Улыбка застыла на его губах, а потом исчезла совсем.
— Откуда ты это знаешь с уверенностью? Тони так все путает…
Я рассказала ему все, что сказала мне про это тетя Фанни. Он сосредоточенно слушал и медленно кивал головой, как если бы ожидал, что в один прекрасный день ему скажут что-либо подобное.
— Так что ты не являешься одновременно моим двоюродным братом и моим полубратом. Ты только мой полубрат, — сделала я свое заключение.
— Энни, — заявил Люк, покачивая головой, как какой-нибудь старый, уставший человек, и вздохнув, — в наших жизнях так все перекручено и перепутано! Создается впечатление, что тебе и мне достались все страдания, нескончаемые страдания.
— Мне будет лучше, Люк. Я поправлюсь, — успокаивала его я. Он выглядел таким разбитым, таким подавленным. Это не был мой старый решительный Люк, не боящийся «самых высоких гор». Если он потеряет надежду и веру, что мне делать тогда?
— Я не имел в виду такие страдания, Энни. — Он сидел, опустив голову, и смотрел на свои руки, лежавшие на коленях. Потом он поднял голову. Даже при слабом лунном свете я видела, что его глаза были мокрыми от слез. — Я был зол на Дрейка за то, что он грубо обращался с тобой, но еще больше я злился на него потому, что… он сказал правду. Энни… — Он взял мою руку в свои. — Я не могу совладать с собой. Я люблю тебя, и не так, как должен любить полубрат свою полусестру. Я люблю тебя так, как мужчина должен любить женщину.
— О Люк… — Стены, разделявшие нас, рассыпались в прах. Мое сердце взмывало и падало. Я ничего не могла с ним поделать. Я думала, что, когда Люк произнес эти слова вслух, он бросил вызов чарам. Он перешагнул через запрет и снял оковы со всех чувств, которые только и ждали с надеждой как раз такого момента, дожидались, когда кто-либо из нас не устоит под их напором.
На его лице вновь появилось это знакомое решительное выражение, его глаза не отрываясь смотрели на меня, челюсти были плотно сжаты.
— Я принял решение в хижине, что приду сюда и выскажу все это. Дрейк был прав. Все эти годы я смотрел на тебя, тоскуя по тебе. Меня влекло к тебе. Никакая другая девушка не могла сделать меня счастливым. Вот почему у меня никогда не было настоящих подружек. Все время я мечтал о тебе. Это плохо, я знаю, но я ничего не мог сделать с собой. Вот почему я убежал. Это больно, Энни, это действительно очень больно.
— Люк, я понимаю. — Я подтянулась выше, так что наши лица разделяли теперь лишь несколько дюймов.
— Правда? — спросил он с видом человека, который всегда знал это.
— Я испытываю такие же чувства и всегда их испытывала и раньше, а с тех пор, как ты приехал за мной в Фарти, они стали еще сильнее, — призналась я.
Пространство между нашими лицами было подобно оконному стеклу, через которое мы пристально смотрели друг другу в глаза и к которому прижимались наши губы.
— Я так и думал, — прошептал Люк. Его руки передвигались по моим рукам вверх к моим плечам. — Я был очень близок к тому, чтобы сказать эти слова вчера. И я почти сделал это на веранде.
— У меня были такие же чувства.
Моя ночная сорочка соскочила с плеч и едва держалась на руках. Грудь наполовину оголилась, но я не чувствовала смущения. Пальцы Люка двигались вдоль моей ключицы, как бы подчиняясь своему собственному разуму. Он вздохнул.
— Ах, Энни. Природа сыграла с нами такую злую шутку. Я презираю себя за то, что люблю тебя таким образом. Но я не знаю, как прекратить это, и, более того, я не хочу прекращать этого!
— Люк, не надо презирать себя. Я тоже не могу ничего поделать, но я не презираю себя за это.
— Энни…
Мы не могли больше удерживать наши губы. Мы оба как бы проникли через воображаемое оконное стекло, и, когда его губы прильнули к моим, ночная сорочка соскользнула ниже моих локтей и оголила грудь. Его пальцы проследовали вниз, лаская меня. Я застонала и снова потянулась к его губам, но Люк внезапно откинулся назад.
— Нет, Энни… нет, нет. Мы не можем этого делать. Дрейк был прав в отношении меня. Это не мое место. Я не могу оставаться здесь. Что бы собой ни представлял злой поток, проходивший через род Кастилов, он проходит теперь и через меня. Если я останусь здесь с тобой, я не смогу остановить себя и мы станем подобны некоторым из моих диких предков… кровосмесителями, как животные, уродами.
— Люк, мы не можем быть уродами. В этом нет и не может быть ничего плохого. Я не знаю почему, но я чувствую, что это не может быть таким.
— Ты слишком хороша для кого-то вроде меня, Энни. Ты не заслуживаешь того, чтобы над твоей головой повисло злое проклятие только потому, что я не смог сдержать свою нечистую страсть, которая свободно течет по моим венам Кастила. Я, очевидно, ничем не лучше моей матери. Дрейк был прав в этом отношении. Я должен пока держаться подальше от тебя, Энни, дать тебе возможность окрепнуть как эмоционально, так и физически.
