— Могу поспорить, что он отыщет ее, — сказала она Биллу Шарпу, вновь переступая порог его номера.
Натаниэл завел мотор, как только увидел Зекери на лестнице. На причале Зекери сел в лодку, бросив туда сначала свои вещи.
— Ты сказал: двадцать минут, — коротко напомнил он лодочнику. — Но лучше — пятнадцать!
— Посмотрим, сможем ли мы установить новый рекорд на этой дистанции, — усмехнулся Натаниэл.
Он оттолкнулся от берега, лодка плавно сошла с мели на глубокую воду, Натаниэл включил полную скорость, мотор взревел, и лодка, задрав нос и описав дугу, помчалась вперед к Манго-Крик.
Они бешено неслись, рассекая волны и описывая виражи вокруг рифов. Лодочник не соврал. Через восемнадцать минут он выключил мотор и, демонстрируя прекрасную координацию, причалил у пристани в Манго-Крик. Лодка, двигаясь по инерции, мягко ударилась бортом о причал.
Зекери крепко пожал руку Натаниэла.
— Ты здорово поработал! Вот еще двадцатка — за израсходованный бензин.
Он прыгнул на берег и побежал к гостинице миссис Рейз. У входа Зекери столкнулся с пилотом Сезаром Котура, который выходил из кафе гостиницы. Котура обещал доставить его в аэропорт Белиз-Сити. Об Элисон ничего нового он не смог сообщить. Она улетела чартерным рейсом в семь тридцать утра и наводила у него справки о самолетах на Майями. У нее была большая корзина, но она не сказала пилоту, что в ней ребенок.
— Она очень осторожно обращалась с этой корзиной, — припомнил пилот.
Когда Зекери назвал себя офицером полиции, Сезар нашел возможным сократить время полета до 45 минут. И уже через десять минут они взмывали над верхушками деревьев. Набрав высоту, одномоторный самолет Сезара лег на курс. Они летели в северном направлении.
Глядя на сплошную зелень джунглей внизу, Зекери думал об Элисон. Даже если ему и удастся встретиться с ней, он не имел ни малейшего понятия, сохранится ли их дружба, их близкие отношения. Если их дружба возродится, ему предстоит тяжелая, долгая работа.
Потому что жизнь — есть сама по себе нелегкая работа, и если ты хорошо делаешь эту работу, ты достигнешь желанной цели. А Элисон и была для него той желанной целью, к которой он всеми силами стремился.
Наконец, подошла ее очередь. Глубоко вздохнув, Элисон изобразила на лице спокойствие и уверенность, она положила рюкзак и корзину на стол перед служащей аэропорта. Та прощупала голубую шаль, подстеленную под Адама на дно корзины, а потом начала рыться в рюкзаке. Элисон затаила дыхание и надела на палец обручальное кольцо матери — на счастье, загадав, чтобы никто не заинтересовался, почему она, высокая блондинка, везет с собой индейского младенца.
Она напряженно следила, как служащая обыскивает ее рюкзак; паспорт, казалось, жег ее вспотевшую ладонь. Она переложила свой синий паспорт и билет на самолет в другую руку и вытерла влажную ладонь о брюки. Было уже одиннадцать сорок пять, вылет задерживался.
Служащая все еще копалась в рюкзаке, перебирая банки с детским питанием, прощупывая подгузники, одежду, вертя в руках пустую бутылочку для кормления.
— Мальчик или девочка? — вдруг спросила она по-испански, от неожиданности Элисон вздрогнула всем телом.
— Мальчик, — ответила она и взяла корзину. — Трехнедельный.
Элисон обернулась, бессознательно обшаривая помещение взглядом в поисках мужественного лица Зекери. Она прекрасно знала, что его здесь нет и не может быть, но ничего не могла с собой поделать.
Служащая, не обнаружив ничего интересного для себя в рюкзаке, застегнула его и открыла наружный большой карман. Она вынула оттуда маленькую картонную коробку.
— Что это…? — женщина вопросительно взглянула на Элисон.
Элисон была изумлена. Коробка? Откуда она взялась? Элисон напрягла память и покачала головой в полном недоумении. Служащая подняла крышку, раздвинула упаковочную вату и взглянула на странный глиняный предмет внутри. Элисон, наклонившись, тоже заглянула внутрь.
— О, это? Это — сувенир! — сказала она наобум, стараясь говорить невозмутимым тоном.
Может быть, это проделки Вуди?
Она задохнулась от ужаса, когда, наконец, поняла, что лежит в коробке. Окарина! Почему она в ее рюкзаке? Том Райдер должен был еще четыре дня назад увезти этот ценный предмет в Белиз-Сити.
— Пожалуйста, осторожнее, — разжала она онемевшие губы, во рту все пересохло. — Эта вещь очень хрупкая.
Все решат, что она стремится вывезти контрабандой историческую и художественную ценность из этой страны. Элисон заставила себя приветливо взглянуть в замкнутое лицо служащей.
— Это что-то вроде свистка.
Служащая уложила вату на место и сунула коробку назад в боковой карман рюкзака, затем она резким движением отодвинула в сторону рюкзак, давая понять, что досмотр закончен. Элисон осторожно прошла сквозь створ электронных ворот и, не разрешая себе ни о чем думать, подхватила рюкзак и корзину с ребенком. Не чувствуя своего онемевшего тела и в то же время ощущая, как все ее поджилки трясутся, она двинулась в пугающей тишине к помещению иммиграционной службы, где стояли служащие аэропорта, одетые в зеленую форму. Элисон с беспокойством следила, как один из них ставил на страничке ее паспорта штамп «Выезд из страны». Все это длилось, казалось, целую вечность. И вот, наконец, она подошла к выходу на летное поле и предъявила агенту авиакомпании свой билет на самолет.
Задыхаясь от жары и душных испарений раскаленного асфальтового покрытия, Элисон прошла к самолету и осторожно взошла по шаткому металлическому трапу в салон. Она пыталась сбросить с себя оцепенение. Стюардесса показала ей место у перегородки, чтобы Элисон имела возможность поставить корзину у своих ног. Элисон положила рюкзак в багажник над головой и села, все еще испытывая внутреннюю дрожь. Корзину с Адамом она держала на коленях. Страх внутри не унимался, стуча своими молоточками в висках. Уже одно то плохо, что она везет ребенка, не имея на него никаких документов. Но кроме того она, оказывается, провозит в своем рюкзаке контрабанду. Ни один таможенник в мире не примет в качестве оправдания слова: «Я ничего не знала».
После бесконечного ожидания она с облегчением увидела, как обслуживающий персонал задраивает двери самолета; капитан вывел свой боинг на взлетно-посадочную полосу. Сиденье рядом с ней было незанято, и она застегнула ремень на корзине, приготовившись к взлету. Боже, что же ей делать? О, Зекери!..
Сезар остановил самолет на асфальтовой площадке аэродрома и не выпускал своих пассажиров из салона, пока брал разбег задержавшийся с вылетом самолет на Мехико.