Но ей все это представлялось необременительным и даже приятным, как и прочие корейские традиции, которые Костя позаимствовал из своего отчего дома, — ходить по дому исключительно в белых носках или пить чай из аутентичных керамических чашек тускло-зеленого оттенка. В их доме, как и у его родителей, у каждого была личная территория, но если старшего Кима никто не смел беспокоить без предварительной просьбы чуть ли не в письменном виде, то Нерина могла зайти к мужу в любой момент.
Но почему-то Надежда Павловна не радовалась за дочь, а постоянно указывала ей на то, что та живет слишком вольно для семейной женщины: с чего это при молодой здоровой хозяйке уборку делает помощница? Почему вместо полезных и затейливых домашних ужинов Костя, которому положено быть кулинарным эстетом, заказывает по выходным пиццу или пироги? Как Нерина может засиживаться до глубокой ночи со своими статьями, зная, что супруг предпочитает соблюдать режим и ложиться спать в одно и то же время?
Когда мать выговаривала Нерине что-нибудь на эту тему, это выглядело как тревога за свое непутевое дитя, но молодую женщину всегда что-то царапало в ее словах, будто на самом деле та преследовала какую-то другую цель. Уж очень напористо звучало ее вечное предупреждение: «Ни один мужчина такого не потерпит!»
Однако годы шли и Костя «терпел», а вернее, считал, что в их супружеской жизни роли распределены более чем гармонично, — на нем бизнес, активы, связи, задел на будущее, в том числе родительскую старость, а на жене поддержание уюта, прием гостей, обустройство досуга, решение проблем более мелкого калибра. До него косвенно доходило то, что Нерина обсуждала с Надеждой Павловной, и он не скрывал своего скепсиса по этому поводу. Однажды Нерина осторожно спросила мужа, почему он так критически относится к ее советам, правда, не рассчитывая услышать в ответ что-то кроме отговорки про «бабские дела». Но Костя неожиданно сказал совсем другое, хоть и без особой охоты:
— У твоей матери, Нери, очень странные представления о традиционной семье. В ней жена должна быть другом, а не предметом мебели, не рабочей скотиной и не шутом. Мои предки, конечно, тоже не лучший образец, но я их давно не слушаюсь, а вот твоя мать на тебя до сих пор влияет и ты не решаешься настоять на своем. Я допускаю, что Андрею Петровичу с ней хорошо, но не забывай, что мы с ним разные люди.
Увы, понятия Надежды Павловны о семейной жизни распространялись не только на быт — понемногу она прощупывала и более интимную почву. Она не сомневалась, что любой мужчина рано или поздно начнет изменять, а уж о красивом и богатом нечего и говорить. И поскольку с каждым годом вокруг будет все больше женщин моложе и свежее супруги, надо очень умело изворачиваться, чтобы он ограничивался разовыми «прогулками» на стороне и не бросал семью.
Когда мать заявила об этом Нерине открытым текстом, дочь поколебалась, но все же решила задать ей опасный вопрос:
— И что, папа тоже такой? У вас было нечто подобное?
— Твой папа? — переспросила Надежда Павловна, улыбнувшись удивленно, но совершенно спокойно. — Нет, он оказался исключением, это я точно знаю. Но не потому, что он какой-то возвышенный и идеальный, все гораздо проще. Ему немного нужно, вот в чем дело. Он с удовольствием может много лет работать в одном месте, ходить в старом любимом свитере, отдыхать только на даче и общаться с одними и теми же людьми. Мне повезло, что у него такое ленивое отношение к жизни: ведь парнем-то он был красивым, ты уж мне поверь! Не хуже, чем твой муж, но далеко не такой избалованный, да и воспитывался в другое время. А вот за такими, как Костик, нужен глаз да глаз, и еще больше надо следить за собой. Раз муж на тебя денег не жалеет, так пользуйся, совершенствуй свое тело — для нас, женщин, это главное оружие. Белье какое-нибудь поинтереснее купи, в хороший салон красоты сходи, а то по-прежнему ведешь себя как девчонка, а не мужняя жена. Конечно, супружеский долг — дело такое, никто из нас его особенно не любит, но это наша женская доля. Хочешь жить без забот и тревог о будущем, так умей вертеться, Неричка…
Денег, к слову, муж для Нерины в самом деле никогда не жалел — подарил машину, оплачивал любые творческие курсы и поездки, водил на лучшие спектакли и концерты, на которые было сложно достать билеты. Но и она не оставалась в долгу. У Нерины была привычка покупать со своей зарплаты какие-нибудь мелкие, но необычные подарки для мужа или мастерить их самой — булавки для галстука, магниты в машину, брелки, стилизованные под корейские плетеные подвески с какими-нибудь эпатажными элементами.
Костя всякий раз искренне радовался подобным знакам внимания и в ответ баловал жену приятным вечером с чаем, заварными булочками или сладкими роллами, приносил ее любимые пепельно-серые розы. Сам он тоже очень любил цветы, особенно почитаемый у корейцев гибискус, который казался Нерине и красивым, и немного жутким, — ярко-красная сердцевина среди белоснежных лепестков выглядела будто расплывшееся пятно крови. Но она охотно разводила этот цветок у них в саду, который вообще был предметом гордости. Перенимать восточные ландшафтные традиции, как в родительском доме, Костя не хотел, предпочитая диковатую и поэтичную атмосферу Питера и области, с минимумом декора и первозданной красотой хвойных зарослей и грубого гранита.
Словом, Нерине всегда было о чем поговорить с мужем и занять собственный досуг. Новых подруг после Оли она не обрела, а среди соседей по элитному поселку чувствовала себя чужой, — это в основном была обеспеченная молодая поросль корё сарам, связанная старой фамильной дружбой или бизнесом. Костя и сам относился к этому соседству скептически, называя поселок «резервацией», а Нерина как закрытый человек в принципе не умела скучать поодиночке. А бояться неверности мужа она больше не видела оснований, потому что он однажды сказал ей, что для мужчины в сексуальных отношениях главное вовсе не красота белья и даже не молодость тела, а возможность быстро и грубо скинуть стресс. Об этом не принято было говорить вслух в «приличной семье», и истина подменялась именно теми ханжескими представлениями, которым Костю когда-то учил отец, — теми, в которых любовь, семья и секс для мужчины лежали в абсолютно разных плоскостях, и жена существовала для потомства и приличия, а мимолетные связи для облегчения в нервной жизни и возможности побыть самим собой. И Костя не сомневался в правильности такой
