глазах. Я никогда не был так деликатен и осторожен с ней, не боялся спугнуть, потому что Катя всегда была моей женщиной: под стать мне и отвечала взаимностью на мою страсть. Сейчас я завоевываю доверие ее души и тела. Они у нее прочно связаны.
– Так хорошо? – шепнул, лаская через тонкое кружево трусиков. У меня ствол так и просился на волю, болезненно таранил болты на джинсах. – А так? – после судорожного вздоха, подцепил ткань и прошелся по мокрым нижним губкам. Теперь мне сглатывать пришлось: Катя соками истекала, такая горячая, тугая, а мне нужно быть бережным и нежным. Терпение, нужно набраться терпения. Ноги за спину не закинешь и не возьмешь, сдвинув кружевную полоску – положение не то.
– Пойдем в дом… – выдохнул между поцелуями. – Прохладно уже.
Нет, не свежая ночь гнала меня в спальню, а порочное желание обладать этой женщиной. Всю ее в себя впитать. Любить до изнеможения. Если бы зависело от меня, то из кровати не выпустил бы до китайской пасхи, которой быть не может в принципе.
Я прижался к ней сзади, пахом потерся, чтобы чувствовала, как крышу мне сносит. От нее единственной. Бретельки вниз потянул, а сам медленно языком собирал ее вкус – Катя обожала, когда шею ласкают, медленно и долго. Млела, влагой истекала.
– Ощущение, что в первый раз перед тобой раздетая… – шепнула Катя, смущенно волосами грудь прикрыв. Зря, очень зря. Она у нее фантастическая!
Мы давно не занимались любовью. То, что было после развода – это злой, отчаянный секс: когда хочешь убить и быть убитым. Сегодня все по-другому.
– Не закрывайся от меня, моя Мальвина.
Я стянул поло, затем убрал длинные волосы назад. Она была прекрасна в своей неповторимой, женственной красоте. Сногсшибательно удивительной. Нереальная женщина. Моя.
– Катя… – я пальцами обвел потемневшие чувствительные соски – она губу прикусила эротично. Груди потяжелели, налились, живот округлился очень прилично, а бедра и ноги остались такими же стройными, бесконечно длинными. Катя всегда была поразительной красавицей, но в беременность ее природа одаривала неземной прелестью. Она даже пахла, как сочный спелый персик, а я как завороженный на этот запах шел. Кончить могу, даже члена не достав.
– Иди сюда, – игриво поманила Катя, заметив, что у меня уже слюна текла. Знала меня, лиса. Дразнить теперь будет.
Она нарочито медленно расстегнула ремень, болты и спустила джинсы. У меня все последние месяцы перманентный стояк: член вздыбленный, разрывался от дикого сладострастия, головка набухла – ласки просит, надоели ей мои мозолистые лапы.
Катя мошонку тяжелую сжала, вниз потянула, а губами пухлыми конец в себя приняла. Это было выстрелом в упор. Меня затопило острым наслаждением, так, что тормоза слетели, и я, зарывшись пальцами в волосах, качнулся вперед – весь хотел в мягком тепле оказаться.
– Кать, я не смогу долго, – хрипло признался, ощущая, как по стволу сперва поднимается, медом омывает меня. – Кать… – я оторвал ее от себя, выдыхая пар, которые из ушей скоро повалит.
Мягко толкнул на спину и устроился между ног, подрагивающей головкой лоно влажное обвел. Розовая плоть раскрылась мне навстречу, кнопка зажигания напряженно пульсировала, и я нажал на нее. Катя поползла на меня, с томными стонами смазанный соками ствол встречала. Это была изощренная пытка для моего самообладания: хотелось резко войти, сверху навалиться и целовать сладкие губы, пока вместе не кончим. Нельзя. Нам есть о ком думать помимо друг друга.
– Ах… – простонала Мальвина моя, и я сорвался: протаранил вход и практически сразу захлебнулся сумасшедшим оргазмом. Упругие стенки, горячо, влажно – у меня не было шансов выстоять, только в ней себя оставлять. Ничего, ночь долгая, светлая, а во мне еще много сил.
– Кать, – я поцеловал мокрые прядки на виске, сзади обнимая ее, – выходи за меня?
– Полонский, это, по-твоему, не торопиться?
Не знаю, почему, но мне всегда было важно, чтобы Катя моей была по закону: перед государством, людьми, богом. Венчались мы тоже по моей инициативе. Наверное, на подсознательном уровне боялся потерять, а так вроде моя, даже бумажка подтверждающая есть. Боялся, что недостойным могу оказаться, что уйдет. Подстраховывался, да не там. От своей блядской низости таблетку нужно было выпить.
Я стиснул ее в объятиях: ногами и руками, чтобы ближе быть, ни миллиметра раздельно.
– Тем более по залету. Снова, – добавила она.
– Давай по любви? – довольно улыбнулся я.
Катя поерзала, поворачиваясь ко мне и очень серьезно сказала:
– Не спеши.
Я понял сразу. Больше не буду на танк залезать и переть напролом. Чтобы счастье не спугнуть. Я снова дома и не противно в зеркало смотреть. Нашел себя.
– Дым, ты поедешь инспектировать отделку Саввинской ривьеры? – спросил Костик с порога. – Или самому?
– Нет. У Кати узи-скрининг. Она меня пригласила, – не сдержал улыбки. – Там по графику что-то проверить нужно, ну и пол, может, узнаем. Тридцать недель почти, а мелкий все прячется.
– Поздравляю, – мы от души обнялись. – Ну а вообще, как у вас?
– Скажем так: вещи перевожу постепенно. Мы учимся заново быть парой. Чувствовать и слышать друг друга. Черт, я, кажется, реально повзрослел, – признался задумчиво и на друга посмотрел: – Костян, если полюбишь женщину по-настоящему, не повторяй моих ошибок. Это полный пиздец. Просто поверь мне.
– Да ладно, – отмахнулся он. – Мне до этого не дожить.
Я не стал настаивать и тем более вдалбливать ему в голову. Лучше учиться на чужих ошибках, но некоторые усвоить можно только, если по голове треснуло.
– Что это? – обернулся на дверь Костик.
– Не знаю, – я поднялся. Возня какая-то в приемной. – Что за херня?! – выругался тихо. Какого ху… художника Вика здесь делает?
– Вадим Александрович, – Ксения стояла на страже моего покоя, – я вызову охрану. Госпожа Зимина не понимает слов.
– Вадим! – она бросилась ко мне и ткнула мобильным практически в лицо.
– Это что такое? – прочитав, ошарашенно на нее посмотрел. – Что это, я тебя спрашиваю?!
Вадим
Я разберусь с ней. Вадим вернется. Ты будешь счастлива, сестра.
– Я спрашиваю, что это? – процедил, когда двери моего кабинета захлопнулись. Мне ее видеть без радости, как и касаться – спасибо другу, помог.
– Я не знаю. Я ничего плохого не хотела, – эмоционально заговорила Вика. – Я не желаю зла твоей жене…
– Блядь, да толком скажи! Что ты мямлишь!
– Это Алиса… У меня проблемы были, и я винила тебя, – проговорила она. – Но я не хотела, чтобы… чтобы…
– Отправь свою сумасшедшую сестрицу в психушку, пока я этого не сделал! – прорычал я.
