Со смертью отца для Руби буквально рухнул мир. Она очень тосковала, а перспектива жить с Дорис ее откровенно пугала. Как, черт побери, прикажете общаться с матерью без переводчика? Конечно, жизнь продолжалась, но Руби мучительно не хватало отцовских слов «Рыжулька, ты красавица» и его умения сдерживать характер жены.
В «Международный дом блинов» Руби ехала медленно и ровно, надеясь избежать комментариев по поводу вождения.
— Впереди перекресток с четырехполосным шоссе, — сообщила Дорис. — Нужно пропустить все машины, прежде чем ехать. Ты знаешь, как это делается?
— Нет, мама, я вожу всего-то около двадцати лет и на перекрестке первый раз.
— Не умничай со мной, Руби Уотерс.
— Не разговаривай со мной как с идиоткой, я и не буду умничать.
— Ты на всех так огрызаешься?
— Тот же вопрос могу задать и тебе, — отозвалась Руби.
В этот момент внимание Дорис привлекла проезжающая машина.
— Чего только не вытворяют цветные, — кивнула мать на навороченную «хонду-сивик» с длинным спойлером сзади.
— Мама, ты даже не знаешь, есть ли в «хонде» темнокожие.
— Возможно, там мексиканцы — они тоже обожают превращать автомобили эконом-класса в пародию на «мерседес». Как, по-твоему, там мексиканцы или черные?
На глупые вопросы Руби не отвечала.
— Держу пари, что мексиканцы, — продолжила Дорис, когда Руби догнала подозрительный автомобиль. — Знаешь, в округе Чарлз появились мексиканцы. Чинят крыши, прочищают сантехнику… А в машине-то пол-Китая? — вырвалось у Дорис, разглядевшей в «хонде» троих корейцев.
— А вот наказание за глупые разговоры! — не выдержала Руби, погромче включая радио.
— Нельзя ли потише? — немедленно осведомилась Дорис.
— Ты же любишь Селин Дион.
— Это француженку с шеей, как у жирафа?
— Селин Дион — канадка.
— Я видела ее по телевизору. Ты знаешь, у нее муж огромный, как слон, да еще с девчачьим именем… Как там… А, Рене!
— Ну вообще-то знаю.
— Сама видишь, Руби, что можно джентльменам, недопустимо для леди. Мужчины могут иметь и лишний вес, и красивых жен, а вот…
— Красивых? Ты же только что сказала, что у нее шея, как у газели.
— Как у жирафа. Совершенно жирафья шея. Однако это вовсе не портит стройных девушек.
Излюбленной темой Дорис были союзы толстяков с привлекательными умными женщинами. Руби подозревала, что мать намекает на собственный брак: в свое время Дорис была очень красива, а замуж вышла за толстяка: Джек был тучным уже в то время, когда встретил Дорис, и неуклонно рос вширь за время брака. С раннего детства Руби узнала, что такое двойные стандарты: Дорис никогда не шпыняла мужа за обжорство или нелюбовь к физическим упражнениям, но стоило Руби попросить добавки, в ответ раздавалось: «Леди должна следить за фигурой». Дорис искренне считала, что мужчине позволительно быть толстым, но для женщины это «хуже смерти».
Руби ограничилась сердитым фырканьем и переключилась на «Микс сто семь и три». Диджей Стейси Уильяме рекламировала лазерную депиляцию «Элейз», подробно описывая, как обработала собственную линию бикини.
— Господи Боже! — воскликнула шокированная Дорис, перекрывая резкий голосок ди-джея. — Рассказывать по радио, как избавилась от волос на лобке! В мое время ее бы вздернули на первом дереве!
В «Международном доме блинов» молодая мусульманка в платке проводила их к столику у окна.
— Спасибо, милочка, — сказала Дорис официантке и вполголоса добавила, обращаясь к дочери: — Она будет гораздо симпатичнее, если снимет дурацкую тряпку с головы и подкрасит губы.
— Нельзя ли читать меню молча? — шикнула на мать Руби.
— Какая ерунда — все время ходить в платке. Хотя это еще ничего по сравнению с тюрбанами. Меня просто в дрожь бросает при виде индуса в тюрбане — я терпеть не могу змей.
— Что?!
— Разве ты не знаешь, что в тюрбанах змеи?
— Мама, нет там никаких змей! Это просто глупо! — ответила Руби.
— Нет, есть.
— Ну, еще бы! Так они и ходят со змеями, а те ползают по волосам. Ты что, с ума сошла?
— Вот так и ходят. Мне Наоми сказала.
Парикмахерша Наоми завивала и укладывала волосы половине пожилых дам округа Чарлз, попутно распуская самые возмутительные сплетни и слухи. Дорис сомневалась в том, что говорила дочь, врачи и Том Брокау[17] но слова Наоми воспринимала как непреложную истину.
— Все-таки ненормально носить на голове подобное барахло, — не унималась Дорис, провожая взглядом официантку, сопровождавшую к свободному столику пару постоянных посетителей.
— Чем это хуже католических ритуалов? Может, девушка сейчас думает: «Мороз по коже от этих христианок. Я слышала, они топят младенцев во время обряда, называемого крещением».
— Как можно высказываться против крещения? Руби, ты что, принимаешь наркотики? — строго спросила Дорис. — Повторяю, девушка выглядела бы гораздо миловиднее, сними она чадру. Ей так решительно не идет.
— Это не чадра, а хиджаб. К твоему сведению, ты тоже выглядишь куда лучше без черной сажи на лбу в Пепельную среду[18].
— Хм-м, — протянула Дорис, приподняв брови и устремив взгляд на потолок, словно действительно размышляла над словами дочери. — Как, опять повысили цены? — вскрикнула она, начав читать меню.
— Нет. Это то же меню, которое нам давали последние тридцать посещений.
Руби размышляла над списком блюд. Голоса в голове не заставили себя ждать: «Закажи салат, Руби! Возьми «рути-тути» из свежих фруктов». — «Нет, куриную грудку-гриль». — «Да ладно, ты и так толстая, что тебе сделается от лишнего жареного стейка по-деревенски?»
Молодая официантка подошла к столику принять заказ.
— Это у вас почем? — спросила Дорис, ткнув пальцем в одно из блюд, нарисованных на обложке.
— Кажется, шесть девяносто пять.
— Могу я к этому взять французских тостов вместо блинов?
— Конечно. Это будет стоить еще полтора доллара.
— Полтора доллара? Святый Боже, я же не собираюсь покупать весь ресторан, прошу ломтик хлеба, панированный в яйце.
— Принесите ей французский тост, — вмешалась Руби с извиняющейся улыбкой. — А мне — сандвич с горячим ростбифом и картофельным пюре.
— Какое пюре, Руби? Возьми салатика, — ужаснулась Дорис.
— Я не хочу салата, — отрезала Руби с детской обидой и повернулась к официантке: — Пожалуй, это все.
— Что будете пить?
— Принесите нам воды.
— Хорошо, ваш заказ скоро будет, сказала официантка, отходя.
— Руби, жаркое в твоей диете не значится.
