– Моя друг. Майкл Рикман. Саша. Саша – тоже моя друг, – церемонно объявил Паникос.
Я вскинула глаза – передо мной стоял загорелый блондин с пронзительно-голубыми глазами.
У него были светлые длинные ресницы – это придавало его лицу некую трогательную детскость. Почему-то я не ожидала, что друг Паникоса может оказаться европейцем. На этом Майкле Рикмане были простые выцветшие джинсы и просторная белая футболка. Он не был похож ни на пляжного Аполлона, ни на ветреного южного искателя приключений. Ладно уж, не буду юлить вокруг да около, скажу вам напрямую – этот Майкл Рикман был роскошным мужиком. Как раз в моем вкусе. И если бы не Эдуард, который ждал меня в далекой Москве…
Опомнись, Кашеварова! О чем ты думаешь? Ты приехала на Кипр, чтобы обдумать предложение Эдика. В первый раз в жизни тебе, дубине стоеросовой, предложили руку и сердце. И вместо того, чтобы вдумчиво взвесить все «за» и «против», ты пялишься на первого встречного мужика.
– Саша. – Моя улыбка была холодноватой, светской.
Так и положено улыбаться невестам.
Он вежливо пожал мою руку. Ладони у него, кстати, были сухими. Но это я так, к слову.
– Саша? – переспросил он, сделав ударение на последний слог. – Красивое имя.
В отличие от Паникоса Майкл Рикман говорил на английском бегло, у него было безупречное оксфордское произношение. И это неудивительно, потому что, скорее всего, он…
– Майкл, вы ведь британец? – спросила я.
– Да, – немного удивленно подтвердил он, – но временно работаю здесь, в Лимассоле. В банке. У моих родителей здесь дом… А у вас каникулы?
– Что-то вроде того.
– Что же мы стоять? – Паникос сверкнул двумя рядами белоснежных крупных зубов. В тусклом вечернем свете он казался темнокожим. – Пройти за стол. Наша форель. Для Саша – баран!
Мы уселись за стол. Причем Лерка плюхнулась на колени к Паникосу. С ума сойти, а ведь она даже еще ничего не выпила. Поллитровая бутылка «Херитаже», уничтоженная нами в номере, не в счет. Что же будет, когда моя подруга окажется в плену шального алкогольного куража, – неужели они займутся любовью прямо среди тарелок? А мы будем лакомиться мясом и светски делать вид, что ничего особенного не происходит…
Проворный официант поставил перед нами тарелки, от содержимого которых я старалась не отрывать взгляда. Почему-то мне было стыдно смотреть на Майкла Рикмана, сидевшего напротив меня. Он казался таким милым, приятным человеком, а я… Мой вид мог кому угодно испортить настроение. Футболка с Фредди Крюгером – еще полбеды. Я даже не удосужилась промыть волосы от морской соли. У меня короткая стрижка, которая обычно выглядит стильно, но в тот вечер жесткие от соли волосы встали дыбом, и я вполне могла сойти за члена мультипликационного семейства Симпсонов. В центре стола стояло огромное блюдо, накрытое мельхиоровой куполообразной крышкой. В блюде я увидела собственное отражение – да-а-а-а, если бы меня пригласили сниматься в фильме ужасов, киностудия могла бы здорово сэкономить на гримере.
– Саша, ты чем-то расстроена? – Ладонь Майкла Рикмана (сухая!) накрыла мою руку.
– Нет, с чего ты взял? Я довольна и счастлива, – бодро улыбнувшись, я отправила в рот кусочек баранины.
К сожалению, мясо оказалось чересчур горячим. В других обстоятельствах я бы выплюнула его в салфетку. Но вы только представьте себе встрепанную даму в безразмерной футболке, обгоревший нос которой полыхает, точно китайский праздничный фонарь;
мало того, что эта особа уродлива, так она еще и не умеет вести себя за столом!
Из сострадания к ближнему – то есть Майклу Рикману – я, выпучив глаза, прожевала обжигающее мясо.
– Все в порядке? – заволновался он.
– Д-да… Извини меня. Вообще-то я не собиралась сегодня никуда идти. Но у моей подруги день рождения, и я не могла…
– Понимаю. Хотя рискну предположить, что подруге было бы хорошо и без тебя. – Майкл Рикман покосился на Лерку, которая самозабвенно облизывала мочку уха Паникоса, будто бы это и не ухо вовсе было, а изысканный морской деликатес.
Я отвела глаза. Вот в этом вся Лерка. Наверное, ей надо было родиться мужиком. Потому что для представительницы слабого пола она чересчур активна. Я сто раз ей говорила: попридержи, мол, лошадей, подожди, пока твой новый кавалер сам проявит инициативу. Но Лера утверждает, что современные мужчины на это просто не способны.
– Паникос, сагапо, сагапо, – пьяно нашептывала она.
Я только диву давалась – она уже успела выучить что-то по-гречески!
– Сагапо – значит «я тебя люблю», – объяснил Майкл Рикман.
– Я такого слова не знаю, – мрачно отозвалась я.
– Несчастная любовь? – с легкой улыбкой предположил он.
– Да нет, вполне счастливая, – со вздохом ответила я, – только, похоже, достигшая естественного конца. Знаешь, у некоторых любовь трагически погибает в самом расцвете сил. Моя же мирно скончалась в постели, как столетняя старушка.
– Да ты романтик, – он восхитился моей аналогией.
– Если бы.
– Положить тебе креветок? Знаешь, какие здесь креветки вкусные!
– Давай, – согласилась я, – гулять так гулять… Извини, что я порчу тебе настроение. Ты вообще не виноват.
– С чего ты это взяла? – Он казался удивленным. – Я рад с тобой познакомиться.
– Да ладно тебе, – усмехнулась я, отправляя рот креветку, и правда восхитительно вкусную, – если ты захочешь уйти, я не буду против. Я и сама здесь ненадолго. Боюсь, долго мне не выдержать в этом эротическом театре, – я кивнула на Паникоса, который беззастенчиво целовал Леркину шею. Кажется, моя безголовая подруга завтра проснется в характерных синяках и долго будет кокетливо причитать перед зеркалом, замазывая их тональным кремом.
А я буду тихо ее ненавидеть – и не потому, что меня никто не целовал ночью в шею. А потому, что я, в отличие от нее, не могу относиться к окружающей действительности с такой ненаигранной легкомысленностью.
– Я не понимаю, ты хочешь, чтобы я ушел? – Окончательно растерялся мой новый знакомый.
– Да нет, я просто имела в виду… Короче, оставайся, – благосклонно улыбнулась я.
– Тебе грустно, – сказал вдруг Майкл Рикман («Надо же, какой догадливый малый», – саркастически подумала я). – Если хочешь, можем об этом поговорить. Или как-нибудь потом… Когда захочешь.
«Что значит „как-нибудь“, – с некоторым раздражением подумала я, – разве мы видимся не в первый и последний раз?»
– А пойдемте все танцевать! – пьяным голосом воскликнула Лерка.
Я взглянула на нее – вот у кого жизнь удалась! Помада размазалась по всему лицу, на губах – блудливая улыбочка, лямки вечернего платья небрежно упали с загорелых плеч.
