— Ли! — позвала она. — Смотри, здесь даже площадка для оркестра! Плавать можно под музыку.
— Да уж, — подтвердил Тони. — Мы здесь такие праздники устраиваем! С дегустацией деликатесов, с танцами ночи напролет, с купанием под луной. Приходилось тебе плавать при свете звезд? — спросил он меня, указывая на небо, как будто сейчас стояла глубокая ночь.
Я отрицательно покачала головой, но сама мысль пришлась мне по вкусу.
Трой подергал меня за руку, и я увидела его умоляющий взгляд.
— Тони, можно мы с Троем перед конюшней осмотрим лабиринт? — спросила я.
— Хорошо, — ответил Тони. — Трой, отведи Ли в лабиринт. Заходите с этого угла. Но дальше первого поворота не углубляться!
— Вы так говорите, будто лабиринт может проглотить нас! — пошутила я.
— А ведь может, — отрезал он.
Я покорно кивнула. Его тревога озадачила меня.
— Ладно, Трой, пошли, но помни, что сказал брат. Все время держи меня за руку и не вздумай убегать вперед.
— Да! — с жаром воскликнул малыш.
— Мам! — позвала я, подумав, что ей тоже, может быть, интересно.
— Идите-идите, — откликнулась она. — Мы вас здесь подождем.
Мы взялись за руки и через лужайку помчались к живым стенам.
По тому, как торжественно и тихо вступил Трой в зеленый коридор, я поняла, что он относится к лабиринту с большим почтением, если не благоговением. Он был так серьезен, так крепко держал меня за руку, что на мгновение показалось, будто мы входим в храм. Здесь стояла необычная тишина. Даже птичьи голоса отдалились и стали глуше, еле слышными казались и крики чаек. Кусты были так высоки, что не пропускали тепло солнечных лучей. Густые длинные тени лежали под ногами. Я поняла, что лабиринт — это покой, строгая красота и тайна.
Мы дошли до первого поворота. Я оглянулась. Дорожки шли направо и налево, приглашая путника сделать выбор. Как угадать, по кругу ты будешь бродить или найдешь выход? Лабиринт бросал вызов человеческому любопытству и честолюбию. Кто кого? Наверное, это имел в виду Тони, предупреждая, что лабиринт может тебя проглотить. Он дразнил, затягивал, завораживал любого смельчака, решившего открыть его тайну. Я подумала, что непременно надо будет вернуться и походить здесь как следует.
— Ты ходил когда-нибудь дальше, Трой? — поинтересовалась я.
— Конечно. Тони иногда берет меня в хижину: Он идет прямо так. — И мальчик сделал зигзагообразное движение рукой. Потом повернулся и со сверкающим взглядом прошептал: — Может, попробуем?
— Ах, ты, чертенок! Ты же слышал, что сказал брат. Пошли обратно. Теперь я хочу посмотреть лошадей.
Трой шаловливо глянул в заманчивые глубины и вдруг подмигнул совсем не по-детски, будто ему было не четыре, а двадцать четыре года. В следующее мгновение он стряхнул наваждение и потянул меня к выходу.
— Идем, я покажу тебе своего пони. Его зовут Снифлз[1]. Хочешь покататься?
— Снифлз? — засмеялась я, и мой смех утонул в мягком безмолвии зеленых коридоров.
Тони и мама бродили по лужайке, оживленно беседуя, и у меня вдруг засосало под ложечкой, когда я увидела, как мама звонко смеется, задорно закидывая назад голову. Я пыталась объяснить свое ощущение голодом, но без особого успеха. Меня раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, я была очарована этим сказочным королевством, с другой — мне хотелось бежать отсюда со всех ног.
— ТОНИ! ТОНИ! — Трой вырвался вперед. — Ли хочет покататься на пони. Можно? А? Ну можно?
Я затрясла головой.
— Ли хочет покататься? Или ты хочешь, чтобы она покаталась? — спросил Тони.
Мальчик пожал плечами, не уловив разницы.
— Трой, но ты же понимаешь, что пони надо еще подготовить. На это нужно время. Мы должны были предупредить конюха. А потом Ли не одета для езды верхом, правда же?
Трой с сомнением посмотрел на меня. Юбка и свитер?
Мама щелкнула пальцами.
— Так я и знала, что забуду самое главное! Я же хотела на день рождения подарить Ли амазонку!
— День рождения? — поднял брови Тони. — Да, ведь вчера у Ли был день рождения. — Он подмигнул маме и шагнул ко мне. — Я знал, что не зря положил в карман вот это.
Тони достал из куртки маленькую коробочку в золотистой обертке с черной бархатной ленточкой.
— Что это?
— Разве непонятно, что это подарок тебе, Ли? — едко сказала мама. — Возьми и поблагодари.
— Но…
Я медленно взяла коробочку.
— Что это? Что там? — заволновался Трой.
Я развязала ленточку, сняла бумагу. В изящном футляре была золотая цепочка с кулоном в форме океанского лайнера. Кулон и замочек украшала бриллиантовая крошка.
— Ой, смотрите…
Мама с улыбкой покачала головой.
— Красота какая.
— Мне, мне покажите, — пищал Трой.
Я протянула ему футляр. Он был явно разочарован.
— Не плавает…
— Он и не должен плавать, Трой. Это носят на шее. Вот так.
— Посмотри, что с обратной стороны, — сказал Тони.
Я перевернула кулон и прочитала мельчайшие буковки: «Принцесса Ли».
— Какая прелесть! — уже без раздражения сказала мама. — Вот бы отец дарил ей такие вещи, вместо того чтобы заваливать девочку действующими моделями своих кораблей, — добавила она.
— Отцы всегда последними замечают, что их дочери вырастают.
Я подняла глаза и снова натолкнулась на пристальный взгляд Тони. И сразу почувствовала себя взрослой. От этого екнуло сердце, заалели щеки. Я быстро отвернулась.
— Смею надеяться, что тебе понравилось это, Ли, — почти шепотом промолвил Тони.
— О да, конечно! Спасибо! Спасибо огромное.
Посмотрев на маму, я поняла: она хочет, чтобы я поцеловала его. Мне казалось это диким. Хоть я и получила от Тони Таттертона дорогой подарок, мы были едва знакомы. Мама кивнула, поторапливая меня. Я знала, что должна вести себя правильно, если не ради себя, то ради нее.
А Тони уже ждал от меня проявления благодарности. Он наклонился и подставил щеку. Я закрыла глаза и быстро поцеловала его, снова вдохнув запах дорогого одеколона. После папы это был первый мужчина, которого я целовала. Сердце отчего-то дико колотилось. У меня даже голова закружилась. Только бы он не заметил.
— Спасибо, — еще раз пробормотала я.
— Ну а теперь давай наденем его, — сказал Тони, забирая у меня кулон. Как же дрожали мои пальцы. Он начал застегивать на шее цепочку, и я чувствовала жар его дыхания. — Эти замочки такие хрупкие. Ага, получилось.
Он отошел и со стороны посмотрел на свою работу. Кулон покоился меж холмиков груди.
Мама почему-то казалась рассеянной, чуть ли не печальной, будто вдруг ощутила укол зависти. Или ревности.
