«…Разумеется, ни о каких разговорах в библиотеке речи не шло. Брюс просто запер двери на ключ, повернулся к Миранде и обнял ее. Через мгновение губы их слились, а еще через пару секунд реальный мир перестал существовать для обоих.
Его руки были опытны и крепки, движения — неторопливы и деликатны, и все же девушка чувствовала, какое напряжение клокочет внутри этого спокойного, красивого человека. Во взгляде, во внезапном порыве — во всем проявлялось это чувство. Брюс несомненно жаждал обладать ею — но сдерживал себя из последних сил, не желая обидеть, испугать или причинить ей боль.
Миранда таяла в его объятиях. Привыкшая быть сильной, она никогда прежде не испытывала такого оглушающего, жаркого блаженства, никогда в жизни не думала, что головокружение может быть приятным, а дрожь в коленках — естественной.
Она выгибалась в его руках, мурлыкала что-то, даже не замечая этих смешных звуков, все норовила коснуться его тела — то рукой, то плечом, то щекой…
Она даже не знала, в какой момент оказалась совершенно обнаженной — это было совершенно не важно, более того, это было естественно. Также естественно, как и то, что мужчина, стоявший перед ней, тоже был обнажен.
Древняя, мудрая Мать всех женщин мягко улыбнулась Миранде Секстон из тьмы веков, и девушка повторила ее мудрую улыбку. Обхватила руками крепкую шею Брюса, вытянулась, прижалась, растворилась, раскрылась, словно цветок навстречу его огню и нетерпению, и потолок распахнулся прямо в небо, звезды брызнули ослепительным водопадом, кровь, бурлящая в венах, стала золотой и горячей, а короткий всплеск боли ничего, абсолютно ничего не значил, потому что вслед за ним пришло блаженство…»
— Черт возьми, Брюс! У меня голова гудит, как пивной котел. Что произошло?
Опять этот Брюс. Навязчивая идея у нее насчет Брюса, ей-богу.
— Я отнесу вас в дом…
— Кого — нас? Здесь что, еще кто-то есть? Не валяй дурака, Брюс. Перестань квохтать и отпусти меня.
Она довольно бодро села и огляделась по сторонам. Брови у нее были нахмурены, а лицо приобрело какое-то странное выражение.
— Чертов ублюдок! Держу пари, что это его проделки.
— Ко… го?
— Разумеется, Флери, кого ж еще? Неужели ему удалось подкрасться ко мне со спины? Какой позор. Брюс, милый, скажи, что это не так!
Мэтт и рад был бы сказать хоть что-то, но язык его не слушался.
— Никакого Флери… Господи, да никто на вас… на тебя не напрыгивал. Ты опять упала в обморок.
— Ха-ха, очень смешно. Шуточки в духе Брюса Хоука. Тебе прекрасно известно, что я никогда не падаю в обморок. Дай руку.
Мэтт помог ей подняться, и сам встал на ноги. В голове у него слегка шумело. Самое время самому грянуться без чувств.
Бонус, прогнавший Офелию на достаточное расстояние, выломился из кустов и стал радостно подскакивать, норовя облизать Триш с ног до головы. Мэтт не успел и пальцем пошевелить, а девушка уже властно ухватила пса за загривок и потрепала его со словами:
— Хороший, очень хороший пес, но теперь прекрати, а то я оторву тебе уши. И хвост. Фу, придурок!
Бонус немедленно уселся перед преобразившейся Триш и часто задышал от восторга. Новая хозяйка ему очень понравилась.
Мэтт чувствовал, как его заливает ледяная волна паники. Вряд ли она могла так здорово притворяться, эта Триш Хатауэй, так что объяснение ее поведению могло быть только одно…
— Брюс!!! Ты оглох? Я спросила, что здесь происходит? Я приехала на точку в расчетное время, собиралась послать подтверждение Шефу, но в этот момент меня кто-то сшиб ударом по голове…
— Э-э-э, полагаю, это Офелия…
— Какая, к чертям, Офелия?! Если вы с Шефом опять вздумали поменять пароли, не сообщив об этом мне по запасному каналу, как тогда в Гонолулу, я вам яйца оторву… ой, прости, милый, я не хотела тебя обидеть.
И новая Триш ласково погладила обалдевшего Мэтта по щеке. Мэтт испытал сильнейшее желание прислониться к чему-то твердому.
— Три-и-иш…
— Дышите глубже, вы взволнованы. Да, милый, я все понимаю, от этих агентурных кличек такая каша в голове, можно и запутаться, но сейчас я и ты, мы вместе, никаких чужих глаз здесь нет, в доме наши люди, так что можешь звать меня моим настоящим именем.
Мэтт издал звук, отдаленно напоминавший истерический смешок либо кваканье перепуганной лягушки на болоте. Сумасшедшим нельзя противоречить, а Триш Хатауэй совершенно очевидно спрыгнула с катушек…
— Милая, а ты не могла бы мне напомнить твое настоящее имя? Я как-то запутался…
— Брюси, зайчик, ты перегрелся или перебрал? Это же я, твоя Миранда, я здесь, с тобой, и сегодня ночью тебе не будет одиноко в постели.
Мэтт едва не поперхнулся при этих словах. Он ошалело смотрел на Триш, а она вдруг улыбнулась ему такой улыбкой, от которой все его гормоны сплясали джигу и переместились в нижние эшелоны тела.
— Дорогой, ты умеешь меня завести, это правда. Обещаю — сегодня ночью я буду той, кем ты мне прикажешь. Знойной Лейлой, Простушкой Триш, Роковой Анжелой — твой выбор, красавчик. Ну а сейчас пойдем в дом. Мне надо осмотреться на позиции.
И Триш Хатауэй решительным шагом направилась к дому.
Два часа спустя док Картер убрал стетоскоп в свой чемоданчик и виновато развел руками.
— Ребята, я и рад бы вас чем-нибудь утешить, да нечем.
Из соседней комнаты, где одевалась после осмотра врача Триш, донеслась бодрая песня. Голос у Триш оказался на удивление сильным, немного хрипловатым, дико сексуальным. Док покосился на дверь и понизил голос.
— Все это безобразие вполне укладывается в диагноз «посттравматическая амнезия», особенно с учетом того, что рассказала мисс Сэнди. Удар по голове спровоцировал потерю памяти, а когда она очнулась, на поверхность ее сознания вышло то, что больше всего занимало ее мысли в последнее время. Честно говоря, я о таком только читал.
— Но, док, она едва поцарапалась! И не на бетон же она упала, на мягкую землю…
— Мэтт, дружок, я приведу тебе обратный пример. Когда на Дона Мартинеса свалилось дерево — прямо на маковку — он не то что не умер и не впал в кому, он стал чувствовать себя гораздо лучше. Исключительно потому, что возомнил себя двадцатилетним против своих кровных шестидесяти трех. И это не слова — скажем, импотенция его действительно прошла…
Сэнди истерически хихикнула.
— Простите, доктор… нервы. И что теперь с ней делать? Везти в больницу?
— Видите ли, милая, я бы сказал, что это совершенно бесполезно и даже в каком-то смысле вредно.
— Как это?
— Ни одна больница не исцелит ее в один момент. Мозг — это самое загадочное, что есть в человеческом организме. Он сам регулирует свою жизнь, если можно так выразиться. В любом случае потребуется некоторое время. Теперь представьте ситуацию: вы привозите мисс Хатауэй в госпиталь, где она начинает нести всю эту околесицу…
