— Так далеко?
— По здешним меркам — рукой подать. Пятнадцать миль, не больше.
— Зимой, наверное, здесь пустынно?
— По меркам Чикаго — да, но для нас разницы большой нет. Даже наоборот — дымы поднимаются над домами, их видно издалека.
— А… дикие звери?
В ее голосе звучал искренний страх, но Мэтт понимал, что это не простой каприз. Девушка действительно не могла справиться с собой. Господи, сделай так, чтобы Офелия подольше посидела в малиннике, или где она там сейчас ошивается…
— Вообще дикие звери к жилью стараются не приближаться. В лесу я пару раз встречал волков, лисы тут так и шныряют, всякой мелочи типа барсуков вообще без счета…
— Ох… волки…
— Они не нападают без нужды, мисс Хатауэй. Только в голодные зимы, когда нет дичи… да и то редко. У нас здесь благословенные места. Я и не припомню суровых зим.
Она поёжилась, обхватив руками плечи. Потом перевела взгляд на страдальца в клетке.
— Мистер Саймон…
— Мэтт. Просто Мэтт.
— Мэтт, мне очень неудобно перед вашим псом. Он страдает, да?
Как-то она так это сказала, что Мэтт сразу поверил: ей ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НЕУДОБНО ПЕРЕД БОНУСОМ!
— Он переживет, не волнуйтесь. Это ведь не узилище с крысами… впрочем, крыс бы он передушил за три минуты, с восторгом.
— Все равно ему, наверное, невыносимо сидеть в этой клетке, ведь он вырос на свободе…
Она откинула со лба черные короткие завитки волос и опасливо присела на корточки перед вольером. Бонус несколько раз шлепнул хвостом по доскам и тихо заскулил. Мэтт усмехнулся.
— Вечером я возьму его с собой на прогулку, и он все забудет и простит. Еще раз простите, что он напугал вас. Сэнди мне рассказала про то, как вас укусила в детстве собака.
— Это было в детстве. Сейчас мне тридцать лет, и это вовсе не повод падать в обморок. Мне ужасно стыдно, но вам я почему-то не стесняюсь в этом признаться. И спасибо вам за заботу.
— Вот уж не за что. Жаль, что этот дурак вас испугал. Он большой и лохматый, но совершенно безобидный. В принципе он живет ради того, чтобы играть, поэтому всех гостей воспринимает в качестве товарищей по играм. И конечно, не рассчитывает свою силу.
Триш не уходила. Она сидела на корточках и смотрела на Бонуса, иногда бросая робкие взгляды на Мэтта. Видно было, что ей очень хочется поверить его словам, но страх по-прежнему сковывал ее тело. Мэтт решил зайти с другой стороны.
— Какая собака вас укусила тогда? Небось, ротвейлер. Или чау-чау — вот уж кто совершенно бессовестный…
Мэтт невольно ухмыльнулся. Значит, это была не очень большая собака.
— Тогда попробую угадать… Пудель!
— Хуже.
— Что может быть хуже пуделя?
— Это был Йорк.
— О…
— Еще точнее — щенок Йорка.
Мэтт с ужасом понял, что сейчас не выдержит и рассмеется, но смеяться было нельзя, поэтому он стоял и просто смотрел на Триш, а она спокойно кивнула ему в ответ.
— Не сдерживайтесь, смейтесь. Я не обижусь, правда.
— Нет, но щенок йорка — он же размером с мышь…
— С варежку. Но он в тот момент считал себя ротвейлером. Он вцепился в мою ладонь и повис на ней, а я стояла и орала на весь парк. Мне было девять лет. Я хотела с ним поиграть.
— Ну да. Это беда маленьких собачек. Окружающий мир для них слишком велик и опасен, поэтому они отыгрываются на тех, кто поменьше. На детях, например.
Триш внезапно быстро закатала рукав своего бежевого свитера и показала ему запястье. Тонкие белые линии шрамов прочертили кожу. Йорк явно готовился на крокодила.
— Для маленькой девочки это было очень болезненно и очень страшно. Зубы есть зубы, даже если они принадлежат меховой варежке.
Мэтт смотрел на Триш серьезно, без тени улыбки. Она была абсолютно права, эта писательница.
— Прости… те. Я не должен был смеяться.
— Да нет же! Это и в самом деле смешно. Просто… с тех пор у меня так и не было шанса избавиться от страха перед собаками. С каждым годом меня бесит это все сильнее и сильнее, потому что я ненавижу… слабость!
Мэтт неожиданно решился.
— Вот уж стыдиться вам точно нечего. Вы же не капризничаете. Слушайте, а хотите — я вас отучу бояться? Мы с Бонусом и отучим.
Она снова с опаской посмотрела на пса, потом перевела взгляд на Мэтта.
— Вы уверены? Я имею в виду… собаки ведь тоже чувствуют, что их боятся. Он точно не укусит?
— Точно. Я ручаюсь. Он может прыгнуть на вас и утопить в своих слюнях, может умереть от восторга на ваших глазах, но укусить — нет. Это исключено.
— Тогда для начала выпустите его из заточения.
— Вы уверены?
— Уверена, если уверены вы. Мне его жалко.
— А вы не того… в обморок снова не грохнетесь?
— Постараюсь, по крайней мере. Давайте для начала согласимся вот на чем: я войду в дом, вы выждете какое-то время, а потом выпустите Бонуса. Только мне сначала надо забрать из машины кое-какие вещи.
— Хорошо. Давайте я помогу.
— Да там ничего тяжелого. Мой ноутбук и книга, которую я читала в дороге.
Триш выпрямилась и посмотрела Мэтту в глаза.
— Я пойду. Значит, не забудьте — сначала я войду в дом. Мэтт…
— Да?
— Вы думаете, это поможет? С Бонусом?
— Во всяком случае, он лучше прочих годится на эту роль. Думаю, вы сможете избавиться от своих страхов уже к субботе.
— Это было бы замечательно. Миранда Секстон просто не имеет права бояться собак. Полагаю, Сэнди вас уже просветила насчет вечеринки?
— Да. Звучит многообещающе. Должно быть, очень весело и интересно.
Мэтт соврал, не моргнув глазом. Для Триш все это наверняка имело значение, а что до него… для него ближайший уик-энд готовил исключительно проблемы и трудности, которые ему предстояло с блеском разрешать. Час веселья наступит позднее, когда все разъедутся, а на банковском счете окажется кругленькая сумма. Что же касается отдыха — если все пройдет гладко, он сможет отправиться порыбачить. Денька на три-четыре.
— Давайте начнем сеанс собакотерапии после обеда, идет?
— Думаю, да.
Мэтт вздохнул с облегчением — про себя, разумеется. До обеда он успеет все переделать, примет душ и побреется. Сейчас он не очень-то респектабельно выглядит…
Он проводил ее до крыльца, но она медлила заходить в дом, снова пристально глядя ему в лицо. Мэтт почувствовал, как краска медленно заливает его скулы.
— Э… что-то не так?
Она вспыхнула куда жарче, чем он.
— Простите. Я задумалась… но это не повод так пялиться, я понимаю. Понимаете… вы мне напоминаете одного человека. Очень сильно напоминаете.
Мэтт немедленно помрачнел. Раз она так покраснела — с этим кем-то ее связывают весьма интимные воспоминания… или он совсем уже с ума сошел. Ревновать женщину, которую увидел впервые два часа назад, к человеку, которого вообще не видел, это, знаете ли, уже диагноз.
