Ага! Наконец-то я слышу, как отчаянно и радостно кончает подруга. Ну и хорошо, Зоряна! Я за тебя очень рада. Тебе все это надо в большей степени, чем мне. Тебе это необходимо, что бы в конце то концов оттаять и начать жить в полную силу. А мне? Мне это надо? С этими мыслями я проваливаюсь в теплую влагу тропической ночи и звуков. Все. Сплю.
Наш борт, с подвывающим звуком от форсированного, взлетного режима двигателей, плавно набирает высоту. Внизу все еще затянуто в утренней дымке, но уже отовсюду, сколько хватает взгляда в иллюминаторы, видны белесые столбики небольших дымков. Их много, их тысячи. Вьетнам проснулся, и это женщины готовят еду для своих семей. Электричество дорого, а о газе вообще даже мечтать не приходится, поэтому во многих семьях прямо во дворах и на улице, на больших глиняных горшках готовят пищу. В толстостенных и грубых горшках, с редкими зубцами разводят огонь, а сверху, на зубцах ставят посуду и жарят или варят. В горшок, сбоку, между зубцов все время подкладывают маленькие палочки или сухой камыш. От того и дымится вся территория. А нам уже не до этого, впереди несколько десятков минут полета по прямой, а потом посадка в Пномпене, столице Кампучии. Так ее называют местные, а все европейцы по-прежнему, Камбоджа. На борту почти полная загрузка. В основном, это туристы из Европы и деловые вьетнамцы. Сама подготовка и вылет прошли в нормальном и рабочем режиме, и только командир, Младич, спросил меня, кто это так нежно охал и постанывал всю ночью в отеле. Он сказал, что так долго он еще ни разу не слышал. А я ему говорю, что есть еще специалисты, которые так долго и могут. Смеемся и на том расстаемся. Нам надо делать свои дела на борту, а пилотам свои. Пока мы возимся с Зоряной, я ее спрашиваю.
- Ты, как? В порядке! Работать сможешь? А то у тебя при медосмотре давление, знаешь какое, намерили? Чуть было не отстранили от рейса. Что скажешь?
Она закатывает глазки, томно улыбается и вся из себя такая спокойная и нежная, что я ей невольно завидую.
- Раз смогла всю ночь, то и весь день смогу. – Смотрю на нее осуждающе и насмешливо.
А она продолжает.
- И главное, что я ничего не помню. Все время, как в облаках. Лечу и лечу и все никак, даже кончать не хочется!
- Ну, это ты привираешь! Я же слышала! И потом, командир меня то же спрашивал. Кто это у нас с таким нежным и тонким голосом постанывает и охает всю ночь?
-Что? Ты правду говоришь? Младич так спросил? А ты?
-А я ему говорю, что это ты всю ночь простонала. Что ты купила вот такую французскую взрослую игрушку, и ты с ней всю ночь спала и стонала! – Для убедительности я показываю руками размер, и какую она, будто бы купила, как игрушку.
Этот разговор слышит Младич, который случайно вышел из кабины пилотов и стоял за перегородкой у кухни. Открыл бутылку воды и пил минеральную воду.
- Что ты говоришь? – Подзадоривает он. – Вот такую большую? И в…
Зоряна взрывается, с криками и неподдельным гневом, бросается на меня и Младича.
- Я вам покажу игрушку! Сами засуньте ее себе, знаете куда?
- Куда, куда? – Озорно переспрашивает командир.
Заход на посадку в Пномпене и рулежка проходят, как обычно. Температура на аэродроме тридцать четыре, жарко. Этот аэропорт был построен еще во времена, когда Камбоджа все еще боролась за свою независимость. ВПП в отличном состоянии, чего не скажешь перроне и аэровокзале. Нас ставят на площадку перед посадочным павильоном. Как только наши пассажиры выходят, мы с Зоряной тут же осматриваем салон, восстанавливаем тот идеальный порядок, который так нравится вам на борту самолета. Работаем и все время спешим. Наш командир сказал, что мы улетаем сразу же обратно. И пока он со вторым пилотом получают инструктажи, мы с Зоряной трудимся. Трудимся в поте лица, понимая, что мы должны на этой линии завоевать к себе уважение и авторитет пассажиров. Наконец у нас все в идеальном состоянии. Сказывается мой опыт работы в Аэрофлоте и энтузиазм Зоряны. Быстренько переодеваемся во вторые комплекты униформы, так я научила Зоряну, что бы выглядеть на все сто, и уже выглядываем в открытую дверь. Ждем подхода пассажиров. Им идти от павильона до нас метров двадцать пять, так что их должны сопровождать, а мы их встретим у трапа, а потом посадка. У меня в такие минуты всегда приподнятое настроение. Я люблю встречать новых пассажиров и всматриваться в их лица, фигуры и одежды. Сколько же я их перевидала? Тысячи?
В самолете становится душно, и мы с Зоряной, элегантно спускаемся по ступенькам на камбоджийскую землю. Очень жарко, отступаем в тень нашего борта. Под ногами раскаленный асфальт, весь в кусках и трещинах. Говорю об этом Зоряне. Что мне такого запустения уже давно не приходилось видеть. Перед нами застекленный посадочный павильон, справа от нас длинный одноэтажный барак, который очень походит на наши аэродромные бараки. Тот же цвет и стиль. Потом окажется, что это так и есть на самом деле. Там еще недавно располагались аэродромные лаборатории и работали наши специалисты. Осуществляли регламентные и ремонтные работы по обслуживания нашей авиатехники. Осматриваюсь вокруг. Но сейчас я ее не вижу, только вдалеке, на той стороне аэродрома вижу большие полукруглые ангары, а перед ними стоянку наших истребителей. Их много и все они выстроены, как на параде. Потом оказывается, что все они в не рабочем состоянии. Их надо ремонтировать, а денег у камбоджийцев нет. Но все равно, вид у нашей военной техники грозный. В одном из ангаров замечаю нашу восьмерку, вертолет Ми-8, а в соседнем ангаре, какую-то иностранную вертолетную технику. Но на ВПП все время оживление и c нее довольно часто, то садятся, то взлетают вездесущие Боинги.
Мы ждем. Похоже, что наш рейс задерживается. Наконец, после долгих минут ожидания я говорю Зоряне, что пойду и все разузнаю. Я иду и захожу в посадочный павильон. Боже! Что тут твориться! Крики и гам на все голоса. Похоже, что на посадке и при регистрации что-то случилось. Ищу старшего, и когда мне представляют грозного вида какого-то военного, я ему на хорошем английском объясняю. Кто и что мне надо. Выясняется, что этот шум и гам затеяли наши пассажиры. Вернее сказать, пассажирки. Это вьетнамки, которые собираются улетать домой и их не пропускают на посадку, поскольку у каждой их них по вороху коробок со всякой бытовой техникой. Я с ужасом понимаю, что если все они со своими коробками ринутся на посадку, то нам просто не найдется место в самолете. Пассажиры и багаж и в таком количестве не предусматриваются к перевозке на нашем стареньком самолете ART - 72 – 202. Нет! Конечно, на борту есть багажное отделение и даже вдоль всего салона, над головами пассажиров, есть очень глубокие и вместительные багажные полки, но всего того, что я вижу, нам просто не загрузить. Места не хватит. Это же какой-то склад, крупного магазина бытовой радио и видео техники нам предлагают загрузить! А еще и телевизоры! Да, сколько же их? Тем временем события разворачиваются прямо на моих глазах.
