— Это если в сантиметрах, — грустно уточнила Люся.
Лифчик с перетянутыми сзади бретельками имелся только четвёртого размера.
— Даже не думай! — замахала руками Маша. — Ты в нём будешь, как карандаш в стакане.
— Это несправедливо! — вспылила Люся.
— Что именно?
— Что тебе от моей бабушки достался бюст, а мне — только плохое зрение!
Прежде чем Люся успела расстроиться, продавщица сунула ей накладные чашечки телесного цвета:
— Вообще никаких бретелек не нужно, всё держится на специальном клею.
Люся померила и пришла в восторг:
— Машка, у меня появилась грудь!
— Берём.
Люся ни за что не хотела расставаться с новой грудью и снимать её категорически отказывалась.
Она выплыла из магазина, сияя улыбкой. Ощущение приятной наполненности в районе декольте вселяло в неё небывалую, неизвестную прежде уверенность. Она выпрямилась и пошла совсем другой походкой, дразняще-манящей, почти соблазнительной, чувствуя себя желанной всеми проходящими мимо мужчинами.
Девушки сели в автобус. Гордо выпятив грудь, Люся оглядывалась по сторонам — ей казалось, что все смотрят на неё.
К середине пути летний зной стал почти невыносим. Люся обмахивалась журналом, умирая от жажды. Да ещё и с чашечками творилось что-то незапланированное…
— Маш. — Люся взволнованно нагнулась к тётке. — У меня там всё вспотело.
— Терпи.
Минуту спустя ситуация обострилась.
— Ма-аш! — тревожно зашептала Люся. — Она уже на животе!
— Кто?
— Грудь!
— Как?!
— Она отклеилась! Из-за жары!
— Не может быть! Ну ладно, сними одну.
— Не могу — они же вместе скреплены!
— Погодь… — Маша торопливо расстегнула сумку. — Всё. Сымай её скорей!
Одна Люсина рука скользнула под майку, чтобы стянуть мокрые чашечки и запихнуть их в сумку, а другая — поправила опавшее декольте. Маша резко дёрнула молнию.
— Фу-ух… — выдохнула Люся. — Сразу так свободно стало.
Она встретилась взглядом с мальчиком лет десяти, стоявшим неподалёку, — бедняга смотрел на неё расширенными от ужаса глазами. Он выглядел так, словно от страшного открытия у него поменялось мировоззрение.
Маша тоже его заметила и с сочувствием пробормотала:
— Вот так и приобретаются детские психотравмы. Это я тебе как психолог говорю.
По пути домой девушки встретили Робкого Робота. Тот не спускал глаз с новой Люсиной майки.
— О, Люсенька, вы не носите бюстгальтер?
— Она не носит грудь, — встряла Маша.
— Зачем ты это сказала?! — зашипела Люся, когда они распрощались с оторопевшим Роботом.
— Ты же сама хотела от него избавиться. Теперь он десять раз подумает, прежде чем звать тебя на свидание.
— Два позора за один день, — сокрушалась Люся.
— Успокойся, твой лимит уже исчерпан.
[11] Маркиз Донасьен де Сад – французский писатель и философ, давший миру понятие «садизм». Леопольд фон Захер-Мазох – австрийский писатель, давший миру понятие «мазохизм».
[12] Лингвистический закон, названный в честь американского лингвиста немецкого происхождения Джорджа Кинсли Ципфа и французского лингвиста Пьера Гиро.
[13] Василий Кириллович Тредиаковский — русский поэт XVIII века, реформатор стихотворного языка.
[14] Конец стихотворения Владимира Маяковского «Лиличка!»
[15] Какой кошмар (фр.)
-4-
Вечером Люся заплела себе десять косичек. Наутро распустила — волосы стали пышными и кудрявыми. Было красиво. Около часа. К тому времени, как она приехала на работу, всю красоту буквально ветром сдуло — остались только пушащиеся космы.
Метаморфозы с причёской существенно сказались на Люсином настроении, и больше она не была ни мила, ни приветлива.
— Людмила. Доброе утро…
Абонент, не очень хорошо понимающий русский язык, никак не мог дозвониться до своего друга Нурика.
— Какой автоинформатор вы слышите? — спросила Люся.
— Авто… что?
— Подождите. — Она сделала тестовый вызов. — Всё ясно. Абонент просто находится вне зоны действия сети.
— Зона?! Нурик на зоне?! — заволновался абонент. — Девушка, милый, может, ему передать что-то надо? Вы скажите адрес, куда его посадили, я поеду!
— Людмила. Здравствуйте.
— Вообще-то я Полина…
— Людмила — это я, — вздохнула Люся.
— А-а… Заблокируйте, пожалуйста, мою сим-карту.
— Произошла утеря?
— Ну как бы да… Её ребёнок съел.
— Людмила. Здравствуйте.
— Ой, а как вы узнали моё имя?
— Людмила — это я, — с привычным вздохом отвечала Люся.
— А-а… Извините, а могу я восстановить сим-карту?
— Что произошло? Вы не пользовались ею более девяноста дней?
— Можно и так сказать. Я её в колодце утопила.
Иногда звонили сумасшедшие:
— Я есть царь, и сейчас вы послушаете мои стихи…
— Операторы не обязаны внимать творчеству абонентов, — торопливо ответила Люся.
— Нет, вы послушайте, ибо я царь, а вы будете уволены.
— У вас есть вопросы по работе сотовой компании?
— Оставив жизни плен, я вознесусь к богам…
— Спасибо за ваш звонок, всего доброго… — безжалостно отбила Люся и написала в обращении: «Абонент навязывал свою поэзию и царское происхождение».
Временами приходилось отписываться так: «Абонент был отключён, т.к. пытался прочитать заговор на крах компании» или «Абонент был отклонён, т.к. грозился убить оператора».
Иногда Люся совершенно терялась с вопросом «Что хотел сказать абонент?» и обращалась к более опытным коллегам.
