Только Титов одной недвусмысленной фразой способен заставить ее покраснеть.
— Признайся, что просто не умеешь, — закусывает губу.
Парень, связывая шнурок, некоторое время молчит. А затем выдает информацию, которая удивляет Исаеву.
— На самом деле, умею. У меня же есть младшая сестра.
Девушка смеется и качает головой.
— Нет, — не верит его словам.
Адам за ее спиной недовольно хмыкает.
— Двоюродная, — уточняет он и одной рукой сдерживает ее за шею. — Не вертись, Эва.
Исаева застывает и спрашивает первое, что приходит ей на ум.
— И какая она?
— Нормальная. Сейчас. Но не исключено, что вырастет такой же сучкой, как все бабы, — выдает он, отпуская и чуть отталкивая девушку.
Поворачиваясь, Ева фиксирует на нем все свое внимание. Использует все внутренние резервы, чтобы углубиться внутрь Титова и понять его.
Но он не позволяет и на дюйм пробраться. Поэтому ей остается только задавать вопросы и ждать, когда его защита сместится под этим напором.
— Сколько ей?
— Четыре.
— Хочешь сказать, что ее оставляют с тобой?
С кончика ее языка буквально свисает фраза: «Ты же такой придурок!». Но она сдерживается, по каким-то неясным причинам щадя чувства Адама. Возможно, это милосердие имеет глубокие и болезненные корни. Ее собственное многолетнее родительское угнетение.
Только Титова, кажется, абсолютно не беспокоит, что думают о нем люди. Он раздражающе безразличен к этому фактору.
— Иногда у моих дорогих родственничков просто нет выбора, — вяло информирует парень. — Все они помешаны на бизнесе.
— Легко говорить, когда сам ничего не зарабатываешь, только тратишь, — поддевает его Ева и резко умолкает, осознавая, что за каким-то чертом процитировала любимое выражение своего отца. Ее оно всю жизнь бесило, а тут прям само с языка сорвалось.
— Исаева, звучишь, как зануда.
— Знаю, — едва ли не впервые соглашается с его мнением и пристыженно опускает глаза.
Быстро переключается. Поднимая взгляд, глядит пристально и ехидно.
— Я волнуюсь за девочку.
Адам ухмыляется и качает головой.
— Нет, не волнуешься.
С нетерпением ожидает, пока она снова среагирует, и отмечает, как вспыхивают бесшабашным упрямством ее глаза.
— Как ее зовут?
— Разве для тебя это важно? Почему мы вообще продолжаем об этом говорить?
Ева неопределенно пожимает плечами и заявляет:
— Я бы хотела, чтобы у меня была сестра.
— Ага, или брат, — ерничает Титов. — Все так говорят при случае. Но ты, черт возьми, и близко не знаешь, каково это.
Челюсти Исаевой сжимаются.
— Ты прав, я не знаю, — переводя дыхание, соглашается она. — Но это не значит, что я бы не хотела узнать.
— А знаешь… — короткая пауза, и неожиданное для самого Адама решение. — Я вас познакомлю. Чтобы ты поняла, что все не так радужно, как ты себе представляешь. Жаль, София уже вышла из того возраста, когда ей нужно было менять подгузники.
— Хорошо, — быстро соглашается девушка.
А Титова только сильнее злит ее легкомысленность.
— И да, ты чертовски права, Ева, — порывисто выдает он. — Отец всегда был против того, чтобы София оставалась со мной, — часто дышит в промежутках между словами, тем самым невольно выказывая, насколько сильно его это задевает. — Он считает меня монстром, — кровожадно ухмыляется. — Если София со мной, Терентий Дмитриевич бросает любые дела и приходит домой.
Исаева слабо кивает, и удивляет саму себя молчаливым решением — не использовать эту информацию против Адама.
— А ее родители? Значит, они доверяют тебе?
Парень тяжело выдыхает.
— Диана. Мать Софии.
— Значит, она не сука? — шутит Ева.
Тон ее голоса поражает Титова. Впервые он не слышит в нем иронии и сарказма. Впервые он звучит легко и участливо.
— О, еще какая! — усмехается он. — Диана орет и возмущается по любому поводу. Если я заляпаю обивку ее дизайнерского дивана или, не приведи Господь, дам Соне газировку… Или же позволю долго смотреть мультики… Причин наберется сотня… А уж когда я подстриг Софии волосы, Диана вопила, как адская сирена… Зато малой понравилось.
Ева мягко смеется.
— Тебе нравится Диана, — с легкой ноткой грусти замечает она.
— Нет, — слабо отрицает Адам.
И улыбается. Настоящей улыбкой, из-за которой у Евы все внутри переворачивается.
— Признай же… — настаивает она, отмахиваясь от своих эмоций. — Тебе нравится, что Диана воспринимает тебя нормальным. И, по правде, ты не считаешь ее сукой.
Титов сглатывает, проводит языком по губам и тяжело выдыхает. Ему вовсе не нравится их разговор. Его злит этот незапланированный поворот. Вначале он, как обычно, контролировал эмоции и слова, которые выдавал. А потом, в одну минуту, их диалог возымел непозволительное отступление.
Впервые Адам споткнулся.
Они оба это понимают. Смотрят друг на друга продолжительное время и принимают самое естественное для обоих решение — защищаться. А в их понятии, лучшая защита — это нападение.
10
Ева сменяет улыбку на ехидную ухмылку. Титов же, видя это, намеревается пошатнуть ее равновесие.
— Хватит разговоров, Исаева. Раздевайся.
— Что?
— Раздевайся, Ева.
— Зачем, черт возьми?
— Таковы правила. Никаких внешних барьеров, — спокойно поясняет Адам и улыбается. — Или ты боишься? Может, стесняешься?
— Нет. Я не стесняюсь, — чеканит девушка, тыча в него указательным пальцем. — Но, знаешь что, Титов? — усмехается, впиваясь в него взглядом и выдвигая бесстыдное требование: — После тебя.
Обладая маниакальной самоуверенностью, он, конечно же, не медлит. Улыбаясь шире, дергает гюйс [9] и, приподнимая рубашку за горловину, снимает ее вместе с нательной полосатой майкой. А Ева в буквальном смысле слова торопеет и беззастенчиво разглядывает исписанный чернилами мускулистый торс. Физически Адам безупречно красивый. Большой и сильный. С резко очерченными выпуклыми мышцами.
«Да… Он идеальный».
Его татуировки выполнены различными стилями, но вместе образуют органичную композицию. Одинокие буквы и целые фразы — латинские и кириллица. Непонятные символы и знаки. Острые рваные штрихи и геометрические фигуры. Все вместе смотрится потрясающе и несет в себе тайную смысловую нагрузку.
Когда руки Титова ложатся на металлическую пряжку ремня, Исаева невольно следует взглядом за ними. Скрывает от себя, что ей нравится то, как лихо он действует. Как уверенно он раздевается.
— Достаточно, — протестующе выставляет руку.
Демонстрируя необычайную ловкость, учитывая надоевший гипс, стягивает свои рубашку с майкой через голову. Дергает молнию и спускает на пол юбку. Следом вовсе не изящно скатывает колготки. Оставшись в лифчике и трусиках, перешагивает ворох одежды. Опускается на широкую кровать, заправленную бордовым покрывалом, и откидывается на подушку.
Ее сознание будоражит мысль, которая никогда прежде не звучала при подобных обстоятельствах.
«Вдруг я ему не понравлюсь?»
Ловит пристальный взгляд Титова на своих ногах. Выше. По линии бедер, животу, оголенной части груди. И ее кожа наливается пьянящим жаром.
Еве нравятся эти ощущения. Настолько сильно нравятся, что ей приходится контролировать свое дыхание.
— Я удивляюсь, Исаева, как легко ты поддаешься на провокации. Нет, серьезно, — неожиданно налетает Адам с обвинениями, не раскрашивая при этом голос эмоциями. Холодно звучит. — В тебе нет и грамма здравого смысла.
Испытывает разочарование. Потому как решает, что она слишком рано ему сдается, и портит тем самым всю игру. Его предвкушение. Его погоню.
Ева не нужна ему для быстрого голодного тр*ха. Не то, чтобы он не думает о сексе с ней. Конечно, думает. Но хочет Адам намного больше, чем секс — ожесточенного противостояния.
