— Ты кончила, Малышева? – спрашивает он грубо и моей щеки касается нежная, гладкая плоть. – Теперь сделай так, чтобы кончил я.
— Руками?
— Ртом. Уверен, ты не раз фантазировала, как сосешь у меня. Давай же…
Я широко отрываю глаза, когда их спортивных штанов появляется весь стояк.
Да, да, я поняла, что он большой, но, чтобы настолько. В полумраке орган кажется устрашающим чудовищем. Откровенно говоря невероятно красивым с крупной головкой, чуть погнутым стволом, испещрённым выпуклыми венами.
Даже не верится, что это я вызвала такую эрекцию. Разве могу я упустить возможность, возможно единственную возможность отсосать у Марка?
И я поднимаю взгляд, сталкиваюсь с тьмой желания — в его. И меня начинает потряхивать, словно в самолете турбулентность, а в ушах гул от снижения.
Это унизительно – вот так сидеть и желать отсосать тому, кто тебя по сути не любит, с кем отношения, лишь твоя мечта, а происходящее здесь, наказание за наглость.
Но все это «правильное» выносит неправильная мысль.
Почаще он бы так меня наказывал.
Нет, нет, надо встать, уйти! Забыть все, что здесь было, но от члена исходит такой пьянящий запах, что я не могу с собой совладать.
Рот наполняется слюной, а тело еще томится после оргазма, не готовое напрягаться. Ведь ему так хорошо. И мне. Мне очень хорошо.
Я, принимая решение сделать это для любимого, облизываю губки и хриплю:
— Что делать?
Глава 20.
Он сводит челюсти, прикрывает глаза, словно восстанавливая равновесие.
Одной жилистой рукой упирается в стену, нависая, другой касается подбородка.
Большим пальцем проводит по нижней губе, сминая ее.
— Просто открой ротик, Малыш. Я сам все сделаю. Трахну тебя так, что ты будешь просить меня делать это постоянно.
И я уже радостно подчиняюсь, киваю не хуже собачонки, а потом как болезненно вспышкой в мозг бьет слово «Малыш».
Но я ведь не маленькая.
Я большая. Крупная.
И он сам над этом издевается. Часто напоминает.
А значит «малыш» это кто-то другой, но точно не я.
Значит сейчас он целовал меня, хочет вставить мне в рот, а представляет кого-то другого?
Наверняка более стройного, более красивого. А значит, я ему совсем не нравлюсь.
Он просто использует меня. Я просто семяприёмник, в который он сейчас спустит.
Как спускал во многих других. Именно здесь. В женской раздевалке.
Чувство женской, поруганной гордости ломится наружу.
И я уже хочу сказать об этом, высказать, накричать, но в рот толкается бархатная головка, а Марк шумно выпускает струю воздуха.
— Вот же ж, блять…
Но как бы мне не хотелось доставить ему удовольствие, как ни хочу я получить наслаждение, доставляя ему удовольствие…
В меня снова проникает разум, выталкивает возбуждение и удобно располагается.
Но член уже так глубоко, заполняет все пространство рта. А толкать огромного, возбужденного парня сил у меня нет.
В голову закрадывается только одна мысль. Дикая и неправильная. Но единственная в данном случае.
Сосать я тебе не буду. Сволочь!
Я сжимаю челюсти и тут же слышу адский вой, словно его бросили в кипящую воду!
Глава 21.
Мне хочется, чтобы вы послушали Касту (Ревность) Эта песня отлично отражает состояние
***Марка***
Однажды мне заехали по яйцам. Так уж случилось. В один из боев без правил. И это была адская боль. Такая, словно член мне пытаются вырвать. А теперь, блять, умножьте это в десять раз.
Как я не уебал виновнице оральной экзекуции, я сам не понимаю. Наверное, пытался справиться с желанием сдохнуть и ничего не чувствовать. Но боль ушла резко. Точно так же как Булочка, губки которой идеально смотрелись на моем члене.
— Вот тварь! – вырывается с резким выдохом, и я мотаю головой стараясь отогнать вспышки перед глазами. Я уже хочу рвануть за ней, но вспоминаю, что штаны-то сука спущены.
Матерюсь, так что у любого зека уши в трубочку свернуться и резко приспускаю за ней.
Опять я за ней бегу. Это вообще, нормально? Это она должна за мной бегать. И с какого хрена, она делает это так резво, а конский хвост мотыляется из стороны в стороны.
Маня меня схватить его, накрутить на кулак и дернуть Булочку обратно на колени. Потому что, несмотря на боль, член все еще стоит. Теперь еще и ноет от прилива крови и ощущения влаги с ее губ. Так что придется ей закончить начатое.
Она уже на лестнице, но до нее пару шагов.
— Малышева! Стой, а не то лишний жир растрясёшь! – ору я и делаю пару сильный рывок по лестнице, сношу пару первокурсников. И мне осталось, считайте, руку протянуть. Как вдруг эта сука залетает в какую-то из аудиторий.
Я торможу резко, как на светофоре. Интересно.
Спряталась? Или заманивает на продолжение?
Так даже лучше. Закроем дверь, и она точно не сбежит. И на парте давать в рот гораздо удобнее, особенно держа в руках пару отменных сисек.
С этой мыслью уверено заглядываю в кабинет. Блять!
Она стоит за новым профессором по экономический истории. Не помню имени.
И отодвинуть его проблем нет. Он меня меньше по комплекции, но нарываться на незачет потом не хочется. Поблажек мне никто не делает.
— Спасите меня от него. Посмотрите, он сошел с ума! — говорит эта дура, выставляя меня каким-то психом. Пиздец тебе, Малышева. Ты думаешь я наказал тебя минетом? Ты будешь сосать мне сегодня весь день, пока спермой не захлебнешься.
Думаю, она меня поняла по взгляду.
— Она шутит, — говорю лениво, опираясь на косяк и выразительно смотря, как часть рубашки она, так и не смогла заправить в юбку. Жуткую, но скрывающую, охереть, какую прелесть. – Это мы так играем. Пойдем, Малыш. У нас не закончена игра.
— Я кончила!
— А я нет! — ору я, но тут переобуваюсь и ухмыляюсь: — Малыш.
Она морщит свою мордочку на это прозвище и это бесит еще больше Совсем страх потеряла? Я с ней ласково…
— Я думал, вы не вместе, — замечает препод, но не отходит от нее, стоит своей хилой не прокаченной грудью загораживает. Защитник… Запал что-ли? Так хрена с два. Девка уже в меня втюрилась. И сосать будет только мне.
— Не вместе, – тут же кричит Малышева. А я усмехаюсь.
— Я просто официального предложения не сделал, но мы уже закрепили наш союз физически, – и попробуй только напиздеть – Правда, Дашенька?
Глава 22.
— Ничего не было. А если что-то и было, то тебе показалось. Потому что поверить в то, что первый красавец универа, спортсмен и брат самой Анны Синицыной обратил внимание на толстушку Малышеву поверит только дурак.
Вот же тварь.
Зубы сводит от злобы. Взят бы ее сейчас и об стол головой пару раз, чтобы забыла, кто моя сестра. И что за херь про первого красавца универа?
— Даша, ты не толстушка, — с улыбкой замечает этот крендель с зализанной прической, и я уже представляю, как стол разбивается об его тупую рожу. — Ты очень даже красивая. А если кто-то этого не замечает, значит не стоит общаться с такими пустыми людьми.
Ты еще на колени встать и лизать ей начни. А это шалава, ты посмотри. Комплимент сделали, уже десна начала сушить. Мне бы, хоть раз так улыбнулась. И почему от ее улыбки и одной ямочки на пухлой щечке внутренности свело узлом. Сука. Да пошла она.
— Если соберетесь ее трахать, дверь прикройте, она любит громко постонать, — говорю, как в рожу ей плюю и резко развернувшись вылетаю из кабинета.
Идиот. Нашел тоже о ком думать. Забыть. Забить! Трахну ее и отпустит. Вот точно. А пока…
Бегу со всех ног в тачку. Сажусь врубаю на всю музло и достаю сигарету.
Сука. Сука. Сука. Это же надо было так выбесить. Дважды. И если первый раз хотел проучить, чтобы знала прежде чем врать, то сейчас хочется приковать ее в каком-нибудь подвале и смотреть как она лижет мои яйца и лакает мою сперму.
