Теперь Павел Александрович выбирает другую линию поведения. Он попросту игнорирует меня. Весь вечер я как на иголках. Прислушиваюсь к каждому шороху, а когда в коридоре слышатся шаги, которые замирают рядом с моей дверью, на цыпочках подкрадываюсь ближе.
Не знаю, чего хочу больше: чтобы он открыл эту дверь или поскорее ушёл. Мне и страшно, и волнительно, и невозможно томительно это ожидание, но сама я не решусь дотронуться до это ручки никогда в жизни.
Тишина невыносима. Моё сердце взмывает к самому горлу, и мне кажется, что его стук слышно на всю округу, до самого маяка!
И когда моё напряжение доходит до абсолютного максимума, когда я чувствую себя воздушным шариком перед самым взрывом, когда кажется, что от волнения меня распирает уже до предела, по ту сторону двери раздаётся глухой болезненный шёпот: «Чёрт! Чёрт! Чёрт! Старый дурак, ну куда тебя несёт?».
А потом шаги удаляются, тихо скрипит дверь, и дом замолкает.
Глава 9
Как же мне хочется взвыть от этого чувства! Я безнадёжно влюблена. Уверена, то, что я испытываю к моему арендодателю, и есть эта дурацкая любовь!
Как умалишённая, я дёргаюсь от каждого звука, потому что мне больше невыносимо слушать тишину. Павел Александрович смотрит сквозь меня, говорит неохотно, отвечает скупо. А я, как последняя дурочка, едва ли не по пятам хожу в надежде получить крохотную крупицу его внимания.
А ещё Павел Александрович почти не покидает своей комнаты, и мне, кажется, пора подыскивать жильё. Ведь это же так очевидно! Делает он это с одной-единственной целью: избежать встречи со мной.
Наутро третьего после не случившегося поцелуя на пляже дня я выхожу из спальни как всегда без настроения и сталкиваюсь с мрачным хозяином этого дома.
— Я еду на базар, — говорит не глядя, — тебе что-то нужно?
— Купите, если попадётся, творог, хоть сырников напеку, а то у меня блины с овсянкой уже поперёк горла стоят.
— Тебе необязательно готовить.
— А вам необязательно давать советы там, где их не просят! — невежливо отвечаю ему и иду в ванную, вильнув бедром.
Слышу шипящий свист за спиной и самодовольно улыбаюсь.
Не хотите признавать, что вас ко мне влечёт, Павел Александрович?! Ну я вам устрою!
Набираю пенную ванну и лежу, пока кожа на ладошках и ступнях не сморщивается. Тяну время в ожидании возвращения мужчины домой.
Заслышав, как хлопнула входная дверь, я тороплюсь выскочить из своего укрытия.
Бесшумно выскальзываю из ванной и шлёпаю босыми ногами по деревянному полу в сторону арендованной комнатушки. Мои подсчёты оказываются верны, и ровно через полторы минуты я сталкиваюсь с Павлом Александровичем в тесной темноте коридора.
— Ой, — закусываю губу, сдерживая ликующую улыбку.
И в этот миг происходит непредвиденное: полотенце падает к моим ногам.
— Ой, — пищу я, пытаясь прикрыться ручонками.
— Маша-Маша-Маша, — качает головой мужчина, — разве тебя не учили, что плохо играться с серым волком?
— Н-нет, только про Машеньку и Медведя слышала, — запинаясь, бормочу я.
— Мораль та же, — усмехается он и опускается на корточки. — Плохих девочек наказывают, Машенька.
— И что же со мной сделает сердитый волк? — шумно выдыхаю, когда его огромная рука тянется вверх, ну… туда.
— На первый раз, Машенька, — его взгляд скользит снизу-вверх и натыкается на мой, — так и быть, прощаю. Но в следующий раз, боюсь, мне придётся тебя… покусать!
Мысли в голове разбегаются, как муравьишки, которые строят дом, тьфу-ты, план. Я даже не сразу замечаю, что всё это время Павел Александрович держит в протянутой руке моё полотенце.
Убираю руки от тела, желая как можно скорее прикрыться. Опрометчиво. Ведь слышу совсем рядом с кожей клацанье зубов.
— Ой-ой-ой, Павел Александрович, вы чего это? — торопливо выхватываю из его руки полотенце и прикрываю все причинные места.
— А это, Машенька, — он резко поднимается и нависает надо мной, — допрыгалась ты, голубушка. Доигралась. И сейчас я тебя накажу!
Я не жду, пока он поднимется, а со всех ног кидаюсь к своей двери. Но, как назло, ручку клинит, и мне не удаётся с ней совладать, а за спиной, совсем близко, слышатся тяжёлые шаги.
Я разворачиваюсь к нему лицом, вжимаясь всем телом, прикрытым одним лишь полотенцем, в прохладное дерево. Злосчастная ручка упирается мне в бедро. Павел Александрович замирает, словно хищник перед броском.
Его руки ложатся по обе стороны от моей головы, когда он нависает надо мной. Его лицо медленно приближается к моему. Его глаза темнеют от… желания. Я понимаю это так же явно, как понимаю то, что я отчаянно хочу, чтобы он скорее меня поцеловал.
Мне всё равно, будет ли это одноразовой связью или же продлится всю мою жизнь, но прямо сейчас мне жизненно необходимо, чтобы он сорвал с моих губ поцелуй.
От наэлектризованного напряжения, что повисает между нами, я вытягиваюсь вверх, навстречу ему, закрываю глаза и всхлипываю от нетерпения. И в этот самый момент раздаётся страшный грохот: мужчина с силой ударяет по двери, от чего та трещит, замок, не выдержав напора, трескается, и ручка валится к моим ногам.
— Прячься, Машенька! — рычит он мне в лицо и пулей вылетает из дома.
Подальше от меня.
Весь день я сижу в ожидании его возвращения и пакую вещи. Понятное дело, что я не могу больше оставаться в этом доме. Нам просто невозможно теперь под одной крышей. Никак. Никоим образом. Нет в этой вселенной даже крохотного шанса, чтобы мы могли снова очутиться так близко и мой хрупкий мир выдержал это столкновение. Если так случится снова, и я не почувствую вкуса его губ, то навсегда перестану верить в чудеса. А я не хочу разочаровываться!
Именно поэтому я собираю вещи в чемодан с явным намерением поскорее убраться из дома мужчины, который волнует меня больше, чем я способна вынести. Чем я способна принять. Чем способно выдержать моё сердце.
Вот только вся загвоздка в том, что я не знаю, как поступить с ключами от дома. Не опускать же их в почтовый ящик на калитке! А Павел Александрович снова пропадает весь день. И всю ночь…
Всю ночь, которую я просиживаю за кухонным столом, рядом с чемоданом, с лежащей передо мной связкой ключей. И лишь под утро понимаю, что ждать бессмысленно. Он не вернётся. По крайней мере, не сейчас.
На рассвете начинает моросить дождь. Сна нет ни в одном глазу, и я извлекаю из недр холодильника пакет с творогом и пеку сырники. Завтракаю, не чувствуя вкуса еды, и собираюсь на экскурсию.
С погодой мне не повезло. Поездка по степи в открытом джипе под моросящим дождём, срывающимся в ливень и снова затихающим, то ещё удовольствие. Сердце наполняется тревогой. Не знаю, почему именно это происходит, но мне не по себе. И это чувство лишь усиливается по мере отдаления от дома. Но… я сижу в компании таких же молодых людей в трясущемся на кочках внедорожнике, который везёт нас к началу водной трассы.
Перед спуском — извилистой тропой по скалам, по краю отвесных стен с пугающей высотой, инструктор рассказывает, как мы должны передвигаться и что ждёт впереди.
Меня пугает дорога вниз, к морю. От непрекращающегося дождя, повисшего в воздухе взвесью, массивы известняка потемнели и кажутся мне мрачными и тёмными.
Я семеню примерно в середине процессии, стараюсь наступать твёрдо, но подошвы кроссовок то и дело норовят соскользнуть с гладких мокрых камней. К концу пути ноги трясутся от перенапряжения и пережитого страха. А впереди — штормящее и волнующееся море.
Наша группа снова получает необходимые рекомендации, и инструктор разбивает нас на пары. И только когда мы спускаемся на воду, я понимаю, какую отчаянную глупость совершила. Удержаться в каяке даже на таких, пока не слишком высоких волнах достаточно сложно. А что же будет дальше? Что будет, если ветер усилится и море заштормит ещё сильнее?
Маршрут рассчитан на несколько часов и оканчивается купанием в Чаше Любви. По дороге инструктора, подобно опытным экскурсоводам, травили байки: стоит попросить у Чаши любовь, как она тут же исполнит твоё желание, а если ты войдёшь в её воды вместе с любимым, то он непременно ответит взаимностью, и вы будете связаны этой любовью навсегда.
