— Прости, Вадим.
— День был тяжёлый, Степан?
— О**еть, какой тяжёлый. Но я не должен был выплёскивать на тебя эмоции.
— Раз ты такой бешеный, надо было тебе сегодня с Рустамом спаррингнуться, — заметил хозяин клуба. — Вот я не додумался вас друг против друга поставить.
Мужчины обернулись и посмотрели на атлета-тяжеловеса, настоящую глыбу из тугих мышц. Рустам тренировал на соседнем ринге девятилетнего мальчугана — сына Матвея. На фоне массивной фигуры бойца пацан смотрелся воробышком, но он бойко колошматил кулаками и коленями по боксёрским лапам, которые подставлял ему атлет. Ещё и подзуживал Рустама:
— Рустик-хрустик, сейчас я пробью твою защиту! Готовься! Как дам! И ногой, и с разворота! Бдыщ, бдыщ! Ну как, круто получилось?
— Мужик, ты поменьше болтай, — добродушно усмехнулся черноволосый верзила. — Работай.
… - Пора тебе, Степан, что-то делать с твоей жизнью, — сказал Матвей, когда три татуированных богатыря уже сидели в сауне, замотавшись в простыни.
Горячий пар поднимался от раскалённых камней, сильно пахло нагретым деревом.
Вадим удивлённо посмотрел на Матвея — зачем тот завёл такой разговор? Подобная тема время от времени обсуждалась в их компании, но при этом настроение Степана только ухудшалось. А сегодня он и так взвинченный.
Но Матвей упорно гнул свою линию:
— Тебе лет-то всего ничего, а ты себя похоронил. В каменную статую превратился. Давай, очнись, дружище. Хватит, бл**ь, киснуть. Прошлого не вернёшь.
Степан нехорошо прищурился, окинул друга сумрачным взглядом, но ничего не ответил.
— Вот не надо на меня зверем смотреть. Мне не страшно, — улыбнулся Матвей и толкнул друга локтем. — Жизнь длинная, Степан. Давай уже просыпайся, парень.
— А сегодня что у тебя стряслось? — спросил Вадим.
— Да так, мужики… Не обращайте внимания.
*****
Из клуба единоборств Степан вышел вместе с Вадимом. Мокрый асфальт блестел в свете вечерних фонарей. Весь день светило солнце, и сугробы капитально подтаяли, по тротуару бежали ручьи.
— Ты сейчас домой? — поинтересовался Степан. — К жене, детям?
— Ага. — Вадим сунул руки в карманы куртки, глубоко вдохнул воздух, набирая полные лёгкие, и безмятежно улыбнулся. Он выглядел счастливым человеком, чем составлял контраст своему угрюмому товарищу.
Нет, Демидов не всегда был таким угрюмым. В своей прошлой жизни он умел улыбаться и радоваться самым обычным вещам. Но судьба забрала у него то, что он ценил больше всего на свете, и Степан превратился в одинокий мрачный утёс.
— Как твой сынок, Вадим? Сложно с младенцем? Ночью буянит?
— Не-а. Настя ловко с ним управляется, — с нежностью произнёс Туранов.
— Молодцы вы. Матвей, наверное, гордится, что в честь него назвали?
— Ещё бы! Он крёстный папаша у нас. Уже ждёт крестника на тренировку, планирует, как будет с ним заниматься в клубе.
— Ну, всего-то лет пять подождать, — хмыкнул Демидов. — И можно начинать.
— Да ты что — пять! В два года уже приведу, — рассмеялся Вадим. — Эх, у меня сын! До сих пор поверить не могу. Орать хочется от счастья.
Степан тепло похлопал по плечу младшего товарища. Но даже солнечные эмоции Вадима не могли изменить его настроение.
— А ты домой, Степан, или ещё есть дела?
— Домой.
— Тогда погнали.
Вадим погрузился в свою ярко-синюю «ауди», а его спарринг-партнёр направился к огромному серебристому «лендкрузеру». Друзья жили в одном и том же жилом комплексе. Проезжая мимо друга, который всё ещё не сел в машину и о чём-то глубоко задумался, Вадим посигналил и жестом показал Степану: давай, догоняй.
*****
Демидов вошёл в квартиру, потоптался, как медведь, в прихожей, мазнул взглядом по зеркалу, где отражалась его крепкая фигура. После тренировки и сауны всё тело приятно ныло, по мышцам разливалось тепло. Но на душе у Степана было пасмурно.
Раздевшись, он опустился на диван в гостиной, вытянул ноги и уставился на фотопортрет, висевший на стене напротив. Это было фото его жены Анны. Взгляд скользил по милым чертам, а сердце привычно отзывалось глухой тоской. Четыре года прошло, а ему до сих пор больно. Почему?
Ведь говорят, что время лечит…
Нет, конечно, оно лечит.
Вспомнить только, что с ним было раньше… В кого он превратился в первый месяц после её смерти — до того, как сумел взять себя в руки? Тогда он был загнанным зверем, обезумевшим от чудовищной боли. Метался по квартире, крушил мебель, царапал ногтями стену, лупил по ней кулаками, сбивая костяшки… Но никакие вспышки ярости пополам с диким отчаяньем ничего не могли изменить.
Трагический инцидент на горном склоне, и всё, его любимой больше нет, она исчезла… Навсегда. Какое страшное слово…
Степан никогда её больше не увидит, не сможет обнять, не возьмёт в ладони её нежное лицо с тонкими чертами, не поцелует…
Ему досталась изумительная женщина — умная и потрясающе красивая. Больше такой он никогда не найдёт. Да и искать не собирается. Он был самым счастливым человеком на свете, обладая Анной, но теперь это в прошлом. Осталась работа, друзья, спорт. А любить он больше никого не будет, хватит. Терять любимых слишком больно.
И вот теперь… Все словно сговорились, чтобы сделать ему ещё больнее.
Демидов вспомнил сегодняшний разговор в клинике, и внутри моментально всё окаменело, а горло сжало тугой удавкой. Степан рванул узел галстука, стянул его с шеи и отшвырнул в сторону, прямо на пол гостиной.
Он упорно отказывался верить тому, что услышал. Но руководство клиники и врач-репродуктолог с виноватыми лицами твердили одно и то же.
Как попугаи, ей-богу!
Степану казалось, что над ним то ли издеваются, то ли смеются.
— Этого не может быть! — прорычал он в ответ на слова сотрудников клиники. — Вы совсем о**ели? Что у вас за бардак тут творится!
Как они умудрились перепутать замороженный генетический материал? С х*ра ли он очутился в матке какой-то левой бабы? Что вообще, бл**ь, происходит?
Да они точно смеются! Приколы у них такие своеобразные, медицинские.
Но кто посмел бы над ним шутить? Одного взгляда на сумрачную физиономию
