Меня окатило таким ужасом, что даже пошевелиться не могла толком. Так и застыла каменной статуей, до боли в ладонях вцепившись в поручень и глядя перед собой.
За спиной мужчина, с которым я когда-то умудрилась переспать в новогоднюю ночь, ругался по телефону с другим мужчиной, с которым я тоже умудрилась переспать в ту же новогоднюю ночь…
Лифт летел вниз, и я, закрыв глаза, позволила себе слабость: помолиться, чтоб доехать.
А когда через мгновение кабинка дернулась и остановилась, я поняла, что меня никто не услышал наверху.
Видно, слишком много грешила.
Глава 2
Глава 2
— Блять… Извините, девушка, — голос за моей спиной стал грубее, жестче, — Гном, я, блять, в лифте застрял. Чего ты ржешь, придурок? Я сейчас выйду, разъебу пол офиса!
Голос в трубке зазвучал примиряюще, судя по всему, Гном утешал приятеля, успокаивал.
А я стояла, не разворачиваясь, надеясь только на то, что лифт сейчас тронется. Ну должен же… И вообще… За что? Ну вот за что?
Нет, не спорю, я была плохой девочкой… Иногда очень даже плохой… Но не настолько же!
Пока я мысленно разбиралась с сучкой-судьбой, Саня завершил разговор с Гномом, выдохнул, опять еле слышно выругался. Я незаметно скосила на него взгляд в зеркальную поверхность стены.
Судя по всему, Саня опаздывал куда-то, и такая задержка бесила.
Мне нельзя было на него смотреть, опасно… Но сдержаться не получилось.
Саня изменился за эти шесть лет. Раздался в плечах, кажется, еще больше, приобрел модную стрижку и легкую небритость вместо бороды. Скулы, высокие, красивые, четко обозначились, а светлые глаза стали еще жестче.
Он внезапно остро глянул на меня, я поспешно опустила ресницы. Дура! Дура какая! Узнает ведь!
Нет, в принципе, мог и не узнать, лет прошло много, я волосы отрастила, перекрасилась, похудела еще больше… И очки эти, опять-таки… Да и с чего ему помнить девчонку, которую когда-то разделил с другом в сумасшедшую новогоднюю ночь? Сколько у них было таких, и до, и после? Волноваться нечего… Да?
— Вы испугались?
Нет. Есть чего волноваться… Черт!
— Да… — я очень сильно постаралась сделать голос тихим и безжизненным. Я — мышь, у меня бабушка и котики… Я глупая девственница, боящаяся замкнутых пространств и огромных брутальных мужиков… — Я… Боюсь закрытых помещений…
— Но вы же отсюда? То есть, здесь работаете?
Черт… Придется поворачиваться. Неприлично разговаривать с человеком, стоя спиной. И может вызвать море ненужных вопросов.
Выдохнув и съежившись еще сильнее, развернулась и, не глядя на Саню, поправила невыносимо очкатым жестом свой девайс на переносице:
— Да, я здесь работаю… Но у нас окна там… А тут…
Я забко обхватила себя руками, демонстрируя забитость и закрытость, опустила голову.
— Эй… Только не надо тут в обморок падать! — Саня тут же подошел ближе и придержал меня за локоть.
Ничего особенного, просто жест поддержки, но меня тряхануло так, что даже зубы стукнули. Ой…
Очевидно, приняв это за первые признаки обморока, Саня, сдавленно выругавшись, прихватил уже за оба локтя, прижал к себе:
— Смотрите на меня, эй! Не вздумайте тут…
Я все ниже опускала голову, пряча от него лицо и пытаясь контролировать дыхание. Выходило откровенно плохо. От него пахло давно, казалось, забытым кайфом, тяжелым мужским парфюмом с табачной ноткой и горьким цитрусом. А еще его руки, горячие и сильные, так правильно лежали сейчас на моей талии, обжигали через ткань пиджака, и сразу накатывало то же самое ощущение, как шесть лет назад, в новогоднюю ночь, когда я удивлялась, почему у меня такие неправильные Деды Морозы? Огненные…
Саня, очевидно, ощутив мое дико колотящееся сердце, бережно придерживал за талию, без какого-либо секс-намека, просто чисто по-мужски помогая слабой женщине, готовой свалиться в исцеляющий обморок. Его можно было понять: кому охота возиться тут, в тесном помещении, с больной дамочкой? Тем более, кто его знает, вдруг у меня вообще приступ удушься начнется… При клаустрофобии бывает такое…
— Не волнуйтесь… Давайте вот так… Очки снимем…
— Не надо… очки… — спохватилась я, но не успела нормально среагировать, он уже потянул их вниз, а затем приподнял меня за подбородок, пристально вглядываясь в запрокинутое лицо.
Я хотела зажмуриться, малодушно, как в детстве, когда истово веришь, что, стоит закрыть глаза, и это все прекратится. Кошмар исчезнет.
Но не смогла. Саня поймал мой взгляд и не отпускал. Смотрел так пристально, так серьезно, я видела, как расширяются в неизбежном узнавании зрачки, пролегают морщины в углах сузившихся глаз.
Он меня узнал. Че-е-ерт…
Сердце замерло от ужаса, какого-то дикого предвкушения падения… Разрушения. В один момент пришло понимание, что все. Все. Моя жизнь, вполне привычная и размеренная, насколько, конечно, это возможно с моей сферой деятельности, прекратилась. Именно сейчас. В эту секунду.
Саня аккуратно, словно боясь, что я растворюсь, растаю дымом, провел большим пальцем по скуле, до шеи, потом обратно:
— Лика? — его голос был тихим, пропитанным одновременно надеждой и неверием.
Последнее меня немного вывело из транса.
Я с недоумением моргнула, неловко повела подбородком, пытаясь высвободиться:
— Отпустите, пожалуйста… Я уже в порядке.
Саня словно не слышал моих слов, продолжал держать и всматриваться в мое лицо.
Видно, прикидывал, насколько с ума сошел. Или спешно пытался восстановить в памяти события шестилетней давности.
Тогда я дернулась серьезнее, отрабатывая образ девственницы-недотроги, легко впадающей в панику и транс от присутствия противоположного пола рядом.
— Пустите! — добавила в голос паники и слез, Саня моргнул удивленно и разжал руки.
Я тут же отшатнулась к стене, со страхом глядя на него. Отыгрывая так, как никогда в жизни не играла!
— Отдайте… Мои очки! Я не вижу ничего…
Требовательно протянула руку, Саня вложил в нее очки, легко коснувшись сухими теплыми пальцами моей ладони.
Я торопливо нацепила очки на лицо, сжала губы злобно.
— Что вы себе позволяете? Я на вас
