— Это китайская слива, — объясняет он. — Тебе понравится.
Так и есть. В какой-то момент он снова переходит на вино, на этот раз белое. Мне приносят еду, которую я не заказывала: гребешки с салатом из манго и киноа (Прим.: Кино́а — хлебная зерновая культура, относящаяся к псевдозерновым, однолетнее растение, произрастающее на склонах Анд в Южной Америке). Никогда не пробовала гребешки, но он сказал, что это его любимое блюдо. Они приятно ощущаются на языке, и я смутно догадываюсь, что он хотел этим сказать. К тому времени, когда я добираюсь до десерта, почти все стулья в баре опустели, а из колонок доносится голос Нины Гордон (Прим.: Ни́на Го́рдон (англ. Nina Gordon; 14 ноября 1967, Чикаго, Иллинойс, США) — американская певица, автор песен, композитор). Я уже порядком пьяна. И размышляю о том, что было бы забавно станцевать под эту песню посреди пустого ресторана. Учитывая, что танцор из меня так себе, то это действительно бредовая затея.
Подходит Кит и присаживается на стул рядом со мной. Мне очень нравится то, что он так ни разу и не спросил, почему я здесь. Как будто это совершенно нормально, что лучшая подруга его девушки заявляется к нему на работу и напивается в одиночестве.
— Мы закрываемся через час. Может, подвезти тебя до дома?
— Я могу воспользоваться Убером (Прим.: Uber (Убер) — мобильное приложение для поиска, вызова и оплаты такси или частных водителей), — отвечаю ему. — Нет проблем.
Он качает головой и говорит:
— Я просто о тебе беспокоюсь. Если водитель такси увидит, что у тебя вся одежда испачкана, то может отказать в поездке.
— Ты прав, — соглашаюсь я. Передо мной на столе стоит несколько стаканов с выдохшейся минералкой. Он забирает тарелку с остатками моего ужина. Я достаю кошелек, но он отмахивается от меня.
— Сегодня я угощал.
Я чувствую головокружение, поэтому даже не пытаюсь спорить.
— Мы можем уехать часа через полтора. Ты не против?
Я киваю. Но когда он уходит, вызываю такси и пишу коротенькую записку на моей салфетке. Оставляю ее под моим пустым стаканом вместе с «двадцаткой».
Мне не стоило сюда приходить. Мне не стоило оставаться. Мне не стоило писать эту записку. Я уже готова вернуться обратно, но ноги меня не слушаются, а водитель смотрит на меня так, как будто вот-вот уедет.
Я просыпаюсь на своем диване. От него пахнет пачули. А я, черт возьми, ненавижу этот запах, поэтому зажимаю нос и переворачиваюсь на спину. Вчера я даже не добралась до кровати. Но это к лучшему, потому что меня вырвало на одну из декоративных подушек, а никому не нравится запах рвоты в спальне. Натыкаюсь на урну и выбрасываю в нее ту подушку. А затем иду в душ. Но намыливая голову, вспоминаю про записку, которую оставила Киту в баре. И издаю громкий стон. Выскакиваю из душа и, не вытираясь полотенцем, бегу к моему телефону. Боже. Там куча непринятых звонков от Нила, моих родителей, Дэллы, людей с работы. Бла, бла. Мыльная пена стекает по моим ногам. Я прокручиваю сообщения, пока не нахожу имя Кита.
К: «Какого черта».
Это все, что там написано. Я прикрываю рот рукой. Что было в той записке? Закрываю глаза и вспоминаю, как пальцы не слушались, отказываясь держать ручку. Как стержень царапал салфетку, и мне пришлось держать её расправленной, чтобы написать.
«МНЕ ПРИСНИЛСЯ СОН. НЕ ЖЕНИСЬ НА ДЭЛЛЕ».
У меня вырывается стон. И снова накатывает приступ тошноты. Но вместо этого я делаю селфи. Мои волосы торчат с одной стороны, а по лицу размазана тушь. Загружаю фото в альбом «Позорные Эмоциональные Моменты», назвав его «Промокшая Записка на Салфетке». Последний раз я выкладывала селфи в мой выпускной. Мое идеально застывшее лицо выражает счастье… облегчение. Я назвала его «Выкуси, Сэлли Мэй» (Прим.: «Сэлли Мэй» — распространенное разговорное название Ассоциации маркетинга студенческих кредитов).
Заканчиваю принимать душ и чувствую себя намного лучше. Я никогда больше не увижу Кита. И все мои проблемы разом решатся. Я найду для Дэллы кого-нибудь получше, повыше, и с менее язвительным выражением лица. Ей все равно будет лучше с врачом или инвестиционным брокером. С кем-то, кто станет её обеспечивать, не ущемляя при этом её независимость. Или я могу найти новую лучшую подругу. Я всегда нравилась моей однокурснице Элейн. А мне нравились ее волосы.
Нил хочет пойти на пляж. Он говорит, что будем только мы, но вы ведь знаете, как это бывает. Когда ты в бикини, а твой живот раздут от количество съеденного и выпитого прошлым вечером, то обязательно встретишь кого-то знакомого. А я все равно соглашаюсь, но надеваю монокини. Снимая шорты и ложась на полотенце, я все еще чувствую легкое головокружение и прячу голову за открытой книгой. Последние сорок минут Нил без умолку говорит о своей работе. Но, черт возьми, ни разу не спросил о моей. Когда он делает паузу, чтобы посмеяться над собственной шуткой, я рассказываю ему о проколотой шине, и он начинает возмущаться:
— Почему ты не позвонила мне? Я мог бы приехать и забрать тебя. Мне разрешают задерживаться на обеде на полчаса, потому что впечатлены моими талантами.
Я закатываю глаза, скрытые за стеклами солнцезащитных очков.
— Я вызвала эвакуатор. Плюс Кит увидел меня и остановился. — Последнюю фразу я добавляю, не подумав.
— Кит? Дэллин Кит?
— Ну, он ей не принадлежит, — раздраженно отвечаю я. — И как много Китов мы знаем?
— Тебе это не кажется странным? — замечает он.
Я выпрямляюсь.
— Что парень моей лучшей подруги, увидев меня на обочине дороги, останавливается, чтобы помочь?
Нил обижается.
— Ну, раз ты говоришь, что все было именно так…
— А тут нет других вариантов.
Он выглядит таким милым и несчастным, что я уже собираюсь наклониться и поцеловать его, но в этот момент загорается экран его мобильного, извещая о новом сообщении. Я не собираюсь смотреть, потому что предпочитаю не совать свой нос в чужие дела. Но вижу на экране женское имя. Он пытается первым схватить телефон, но я быстрее. Это происходит на автомате. Мои пальцы набирают его пароль и…
все,
что
я
вижу —
это
сиськи.
— Элена…
Зачем он зовет меня? Почему вообще произносит мое имя? Теперь мы оба стоим на ногах, а я держу в руках его телефон и таращусь на сиськи. А фотки продолжают приходить. Я даже не знала, что их можно сфотографировать со стольких ракурсов. Меня всю трясет. Телефон падает из моих рук прямо на песок.
— Мне нужно кое-что тебе рассказать, — начинает он. И медленно двигается ко мне. Как будто я бомба, которая может в любой момент взорваться. БАМ!
— Ты мне изменяешь, придурок?
— Элена, дай мне объяснить.
— Попридержи эту мысль, — перебиваю я. А потом наношу ему удар. Прямо в глаз, как учил меня папа. Отвести руку назад и бить вперед. Его голова поворачивается в сторону, а потом покачивается, как у куклы. Туда-сюда, на его тощей куриной шейке. Он прикрывает глаз рукой, а я награждаю его пощечиной, чтобы оставить след и на другой щеке.
— Элена! — кричит он и рукой пытается меня остановить.
Мне нравится выражение шока на его лице. Нравится, что шокированы мы оба.
— Позволь мне объяснить, — пытается он.
Я замахиваюсь, чтобы снова его ударить, и он вздрагивает.
— Как долго это продолжается?
Его лицо становится бледным.
— Недолго.
— Как долго? — кричу я.
— Год, — отвечает он, опустив голову.
— Год, — шепотом повторяю я. И внезапно у меня пропадает всякое желание ему врезать. Остается только пустота. И плечи опускаются.
— Почему? — спрашиваю его. А потом из моей груди вырывается звук — всхлип, — и я задаю самый жалкий вопрос: — Что я сделала не так?
Нил опускает голову.
— Ничего, Элена. — А затем добавляет: — Она беременна.
