— Но ты не веришь в это, Нейт.
Да. Я достаточно практичен, чтобы знать, что мы, вероятно, потеряли его навсегда. Но признаться в этом вслух — все равно что бить себя по голове, поэтому я не говорю это.
— Как насчет его маленькой принцессы? — спрашивает она, и, хотя обычно она говорила это снисходительно, сейчас она этого не делает.
Аспен никогда не уклонялась от того, чтобы схватить Кингсли за горло, доказывая, что ее характер соответствует рыжим волосам. Обычно она не соглашается с его безрассудством, поскольку более методична, как и я.
И ему никогда не нравился тот факт, что она заслужила свое место старшего партнера, и он не мог выгнать ее, даже если бы захотел. Не то чтобы я ему позволил бы. Аспен — актив для фирмы, и она была опорой в моей жизни с тех пор, как я украл ее у другой фирмы и убедил присоединиться ко мне и Кингсли в наших новых начинаниях.
Я прислоняюсь к стене и скрещиваю лодыжки.
— А что насчет нее?
— Когда Кингсли уйдет, всё это ей будет не по плечу. Конечно, ты знаешь, что его мачеха воспользуется случаем, чтобы подать иск в суд.
— Мы защитим Гвинет и сохраним все как есть.
— Даже если ты лично возьмёшься за дело, Сьюзен ни за что не выйдет из этого с пустыми руками. Гвинет не может управлять своим наследством или трастовым фондом, пока ей не исполнится двадцать один год. Это целый год для Сьюзен, чтобы потребовать дом и акции фирмы. У неё найдется достаточно доказательств, поскольку Кингсли аннулировал завещание своего отца. Поскольку он использовал деньги своего отца для капитала Weaver&Shaw, она может подать в суд на долю своего мужа, унаследованную Кингсли. Не говоря уже о том, что ей предстоит сразиться с девушкой, которая еще не умеет распоряжаться своими деньгами. И прежде чем ты предложишь это, да, мы можем ввести в заблуждение судью, но, учитывая все судебные баталии Сьюзен и Кингсли в прошлом, я говорю, что у Гвинет нет шансов. У нее нет юридического опыта отца, у нее нет духа мести или жестокости. Сьюзан сожрет ее заживо.
Я хочу не согласиться, но не могу. Аспен права. Иски Кингсли против Сьюзен были вызваны чистой злобой. Он ненавидел ее и хотел уничтожить. Гвинет не разделяет чувства своего отца к Сьюзен, поэтому даже если бы мы представляли ее, неизвестно, как все пойдет.
Не говоря уже о том, что бой может длиться вечно и в конечном итоге нанесет ей эмоциональный урон.
— Сьюзен могла бы приобрести акции фирмы, Нейт, — Аспен настаивает на этом, глядя мне в глаза. — Те же доли, которые Кингсли унаследовал от своего отца, теперь можно получить, поскольку завещание не имеет юридической силы в суде.
— Это, чёрт возьми, в её духе.
— Точно. Вот почему тебе нужно взять все в свои руки
Я делаю паузу, узнавая блеск в ее глазах.
— Что ты предлагаешь?
— Через несколько дней мы можем попросить врача объявить, что Кингсли вряд ли вернется. Мы не можем обработать его завещание, поскольку он не умер, но, к счастью, он уже подписал документацию, согласно которой Гвинет становится владелицей всего имущества в случае его недееспособности. Как только она получит контроль над его активами, заставь её продать тебе акции.
— Что?
— Она доверяет тебе и не станет допрашивать. Это лучшее решение, чтобы уберечь фирму от жадных рук. Если тебе будет принадлежать больше пятидесяти процентов акций, которыми ты владеешь, Сьюзен даже не осмелится пойти против тебя или что-то требовать.
— Ты себя слышишь, Аспен? Ты говоришь мне получить полную собственность Weaver&Shaw, воспользовавшись единственной дочерью моего друга.
Она пренебрежительно поднимает руку.
— Она еще ребенок и ничего не знает об управлении юридической фирмой. Ты можешь вернуть её ей позже, если она докажет, что достойна, но мы оба знаем, что она всего лишь неопытная студентка юридического факультета, которая почти не понимает, как устроен мир. Ты же не можешь думать о том, чтобы оставить что-нибудь в ее руках, не так ли?
— Нет, но я не предаю доверие Кинга.
— Он в коме, Нейт.
— Это сделает меня ещё более жалким если я нанесу ему удар прямо в спину.
— Ты не сделаешь это. Ты просто защищаешь своё имущество.
— Воспользовавшись своим положением и его дочерью?
— Да.
— Нет, Аспен. Этот вариант исключен, и это окончательное решение.
Ее брови нахмурились, но вскоре пришли в норму. Она знает меня, так что лучше не спорить со мной по этому поводу. Я могу быть ублюдком, но у меня есть свой набор принципов, которых никто и ничто не трогает и не меняет.
— Что ты собираешься тогда делать, Нейт?
Я выдыхаю, развязываю галстук и сосредотачиваюсь на своих быстрых мыслях. Мой отец называл это мозговым штурмом, и ассоциировал с поездом, потому что, когда он движется, его уже нельзя остановить или повернуть вспять. Ни по какой причине.
— Дай мне подумать об этом.
Она сужает глаза и стучит ногой по полу.
— Есть что-то, о чем я не знаю?
— О чем ты говоришь?
— Например, твой пиджак, укрывающий ее, или, может, твоя рука, тянущаяся к ней. Ты не делаешь этого, даже с женщинами, с которыми спишь.
Конечно, Аспен это заметила и сохранила в своей эйдетической памяти. Она ничего не забывает, поэтому я понятия не имею, почему подумал, что она позволила этому ускользнуть.
— Гвинет — не та женщина, которую я трахаю, Аспен. Она дочь Кингсли, и только что узнала, что ее отец может не проснуться.
— Это все?
Я киваю, но не лгу. Слова горят у меня в горле, их невозможно выпустить, поэтому я проглатываю их с их кровью.
Аспен по-прежнему внимательно смотрит на меня, но говорит:
— В таком случае, думай быстрее. Нельзя терять ни минуты.
Я знаю об этом больше, чем кто-либо. В таких ситуациях время никогда не на нашей стороне. Вот почему мне нужно действовать быстро.
Я не хочу, чтобы эта идея громко и ясно складывалась в моей голове, но даже я понимаю, что это наиболее логичный поступок.
Несмотря на то, что это не имеет смысла по многим причинам.
Глава 6
Гвинет
Когда я была ребенком, у меня были проблемы с заучиванием слов. Не знаю почему. У меня высокий IQ, и я умею разбираться во многих вещах, но запоминать слова было немного сложно.
Профессионалы, которых папа выбрал, чтобы они осмотрели меня, думали, что у меня какая-то форма дислексии, потому что я не могла читать или распознавать слова. Дело не в том, что все они выглядели одинаково. Они просто будто прыгали перед глазами.
Знакомо ли вам то чувство, когда вы читаете что-то, и текст словно срывается со страницы и прыгает на вас? Для меня это буквально была реальность, именно так я и чувствовала. Словно слова шли за мной.
Оказывается, у меня не было проблем со всеми словами. Только с отрицательными. Слова, от которых у меня чешется кожа, и затуманивается зрение. Слова, которые я проживала вместо того, чтобы просто читать их.
Тревога вызывает у меня мурашки по коже и покалывание в носу.
И-за ощущения жестокости краска на моих щеках вспыхивает, а тело напрягается от потребности защитить того, кому оно подчиняется.
Чувство страха заставило мои зубы стиснуться, а сердце сжалось в ожидании того, что должно было произойти.
Печаль стерла мою улыбку и чуть было не заставила меня заплакать.
Это одна из причин, по которой я не смотрю фильмы с жанром трагедия — или любые фильмы, в которых показаны эмоции, которые могут вызвать у меня тревогу. Я принимаю это слишком близко к себе.
Кто-то может задаться вопросом, почему эта сумасшедшая выбрал карьеру в юриспруденции, если она чрезвычайно эмпатична. Хороший вопрос. То есть, по логике вещей, я не должна была. Мне, наверное, стоило бы быть социальным работником, тем, кто заботится о детях и молодых людях.
Но вот в чем дело: я не думаю, что всем юристам нужно отстраняться от чувств, чтобы выполнять свою работу. Также не думаю, что им нужно убивать свою человечность, чтобы подняться по служебной лестнице. Те, кто, по вашему мнению, так поступают, не являются настоящими юристами.
