это только ради денег.
— Тридцать миллионов долларов за то, чтобы быть в полном распоряжении у одного из богатейших людей в мире. Твой контракт будет самым строгим, и тебе нужно будет придерживаться некоторых правил. Нескольких. Конечно, тебе нужно будет заняться с ним сексом. Деньги в большей степени связаны с анонимностью этих людей и тем фактом, что ты не задаешь им вопросов. Ты их любовница, и они могут приходить и уходить, когда им заблагорассудится.
— Я не думаю…
Она обрывает меня прежде, чем я успеваю договорить.
— На твоем аукционе будет всего несколько человек. Я уже продумала, кто. Я знаю, что ты как раз в их вкусе. Торги начнутся с тридцати миллионов. Кто знает, как высоко поднимется цена, — она поднимает руку, зная, что я собираюсь заговорить. — Подумай об этом. Тридцать дней — и ты готова к жизни. Это по меньшей мере миллион в день. Больше никаких афер и подсчета карт. Свободная.
— Мужчины…
— Проверены. Мужчинам не так легко попасть на аукцион. Они должны делать больше, чем просто платить. Никогда ни одна из моих девочек не пострадала. У меня в кармане много влиятельных людей. А другие знают, что нельзя переходить мне дорогу, и причинять боль одной из моих девочек — это то, чего никогда не потерпят.
— Он узнает, что я прошла Аукцион? Что меня кто-то купил? — мне не нужно произносить имя. Мы обе знаем, о ком я говорю. Часть меня хочет сделать это — быть свободной. Тридцать дней, и так и будет. Я могла бы отправиться куда угодно и делать все, что захочу. Другая часть, та часть, которая страдает от того, что Сэм рассказала мне об Антонио, хочет, чтобы он тоже что-то почувствовал. Разозлился, потому что не получил того, чего хотел. Потому что думал, что может использовать меня и выкинуть.
— Да. В этом городе он мало чего не знает.
— Хорошо. — На этот раз, если кто-то собирается меня использовать, я получу то, что принадлежит мне.
— Мне нужна запись того, как она покидает отель. Потом я хочу, чтобы ты отследил ее. По всему этому чертовому городу установлены камеры. Мне все равно, как ты получишь отснятый материал, просто сделай это. Проси об одолжениях, мне, блядь, все равно, — рычу я и завершаю разговор, бросая телефон на стол.
— Чертов идиот, — ругаю я себя. Я должен был догадаться. Я подошел слишком близко и спугнул ее. Я должен был выставить людей снаружи, готовых последовать за ней, если она попытается ускользнуть от меня, но я был слишком увлечен ей, чтобы думать об этом. Я также был уверен, что, если бы она попыталась выскользнуть из постели, я бы почувствовал это. Наверное, недостаток сна, наконец, сказался на мне. Я держал ее в своих объятиях, погружаясь в лучший сон в своей жизни, только чтобы проснуться и осознать совершенную мной серьезную ошибку.
Теперь я даже не могу отследить ее телефон. Эта чертова штуковина выключена, и она не заходила в магазин за новым. Насколько я знаю, ее и след простыл. Прыгнула в автобус или, может быть, улетела из города. Но я найду ее. С теми деньгами, что есть у меня, я могу делать все, что угодно. Я истрачу каждый свой цент, чтобы найти ее.
Она была более совершенной, чем я когда-либо мог себе представить. Держать ее в своих руках, когда она таяла для меня… Раньше я думал, что одержим, но теперь, возможно, сойду с ума, если не найду ее. До нее я думал, что у меня было все, чего я когда-либо хотел. Я надрывал задницу, чтобы добраться туда, где был, и теперь думаю, что сделал все это для нее.
У меня есть все, что мне когда-либо понадобится, чтобы жить с ней. Я мог бы посвятить все свое время тому, чтобы быть с ней. Иметь собственную семью — это было то, чего я, как мне казалось, не хотел. Теперь я не могу выбросить этот образ из головы, и с каждой проходящей секундой он ускользает у меня сквозь пальцы.
Я отработал свое. Все эти двадцатичасовые рабочие дни, сомнительные сделки и общение с людьми, которых я терпеть не мог, привели меня к тому, что я мог отойти от дел. Я мог оставить управляющих. Компания должна быть в состоянии функционировать самостоятельно, но в конце концов не имеет значения, работает она или нет. Как эта соблазнительная маленькая штучка проскользнула внутрь меня так глубоко?
Я перевожу взгляд на дверь моего кабинета, когда с напряженным выражением лица входит моя помощница. Скорее всего это потому, что я кричал с тех пор, как вошел в офис.
— Не сейчас, — говорю я ей, не заботясь о том, что, по ее мнению, я должен делать. Я бы уволил эту женщину за то, как часто она переступает черту, но иногда я думаю, что именно поэтому я так хорошо ей плачу. Она хороша в том, чтобы делать всякое дерьмо. На самом деле, ее сводит с ума, если что-то остается незаконченным или что-то немного неидеально.
— Извините, сэр, но звонила Саманта, и она сказала, что это срочно.
— Не сейчас, — повторяю я. Я не хочу знать, что после прошлой ночи задумала эта женщина. Вероятно, у нее есть список любовниц, которыми, по ее мнению, я мог бы заинтересоваться после того, как она увидела мою Джорджию. Думает, что наконец-то поняла мой вкус. Она не знает, что у меня есть вкус только к одной женщине, вкус, который я хотел бы еще раз ощутить во рту.
— Я знаю, но она сказала, что Вы можете так ответить. Затем несколько минут назад начальник ее службы безопасности доставил это. — Джен поднимает мобильный телефон, и я сразу же узнаю чехол. Я вскакиваю со стула и оказываюсь перед ней, выхватив его у нее из рук, прежде чем она успевает моргнуть.
Джорджия всегда выбрасывает свой телефон, заменяя его той же моделью, но постоянно пользуется розовым чехлом, украшенным драгоценными камнями.
Я не трачу время на то, чтобы включить его и посмотреть, чтобы не разочаровываться. С него все стерто.
И тогда он звонит.
— Вон, — говорю я Джен, которая быстро выходит.
— Персик, — я слышу тоску в своем голосе. Не знаю, почему
