как бы его ни звали…
— Ах, мой бывший! — копирую интонации Алексея.
— Да. Что с ним?
— Ничего. Уже — ничего.
— И? Ты так спокойно об этом говоришь. Значит, пылких чувств не было! — бьет точно в цель Кравцов. — Отсюда вопрос, как этот не Антон, но суть, резиновое изделие номер три, с тобой справлялся? Почему ты была с ним?
— Ответ прост. Он был спокойным, надежным, знал о Лельке и утверждал, что это ничему не мешает. Однако, как оказалось, он переоценил себя и заявил, что не готов к серьезным отношениям с девушкой, у которой есть обременение в виде ребенка от чужого мужчины.
— Мама, а что такое об… об… облемение?
— Обременение, Лель. Сложно говорить. Это означает, тяжесть.
— Об… ме… Об… ле… Мама, а Бозик тозе обмеленный? Об… Облеменный? Он вот какой большой! Тяжелый, навелное!
Леля своей непосредственностью разряжает атмосферу за столом, и мы смеемся с Кравцовым. Закончив с супом, переходим к чаю. Нарезаю дольками лимон и добавляю малиновое варенье на стол.
— Пей. Тебе полезно! — адресую Кравцову.
— Значит, ему не понравился факт наличия Лели. Но под юбкой все-таки побывал.
— Фи, Алексей… ты сейчас попытаешься сыграть на моих якобы задетых чувствах вроде обиды. Потом еще добавишь: давай ему отомстим! И… Не надо вот этого, окей?
— Понял. Не дурак…
— Да уж… Ты умный слишком!
И напористый, так и вьется, не оставляет попыток меня закадрить! Вот фигушки… Адресую ему вопрос:
— А что у тебя?
— У меня? — удивляется он.
— Да. У тебя. Почему нет серьезных отношений? Прыгаешь с одной на другую. А возраст уже тридцать плюс… Тридцать пять плюс, даже! Неужели родители не требуют ни жену, ни внуков?
— Не требуют. Я сирота. Вырос в детском доме. Родителей не знаю. Отказник. Так называют тех, кого мамочки еще из роддома забрать не захотели. Даже не знаю, почему… — смеется. — Наверное, рожей в миг рождения не очень-то хорошо вышел!
— Ох. Прости. Ты найти родителей не пытался?
— Пытался. Искал. Нашел. К тому времени та, что от меня отказалась, была давным-давно мертва. Могилка заброшенная совсем, куцая… Такие бывают у тех, о ком заботиться толком некому. Рвань рвань и порождает.
— Что?!
— Так все говорят, это не мое выражение. Есть поговорка про яблоко и яблоньку. Так вот… Образно выражаясь, я всегда хотел быть… не таким яблоком. Стремился покинуть яблочный сад и оказаться… Допустим, в зимнем саду. Среди пальм и экзотических видов растений. Это тяжело, сложно и долго. Отнимает силы и времени, отнимает все. Представь, у твоей девушки день рождения или у вас ми-ми-ми-годовщина, а ты забываешь и сначала про одно, потом и про другое, потому что спешно заканчиваешь проект, который может выгореть, а может — и нет, — как-то весело говорит Кравцов. — Выбираешь проект. Девушка побоку. Прогораешь… Пффф… Кругом только зола и куча долгов. Куча долгов и даже… потрах…
Алексей быстро понимает, что чуть не пустил крепкое словцо.
— Потрындеть об этом не с кем.
— Мне жаль.
— Не стоит. Успех стоит кровавых мозолей. Срывы, подставы, постоянное движение. На заре, когда меня интересовали эмоциональные привязанности “потр... потрындеть и иметь плечо поддержки” попадались не те девушки. Обиды на мою черствость и занятость были сильнее, а когда у меня уже появилось время и возможность озадачиться чем-то таким… — показывает глазами пренебрежительное отношение. — Выходит, что уже все… Поезд ушел.
— Да брось! Уверена, на твоем перроне постоянно очередь из желающих.
— Лягушки-путешественницы? Просто лягушки, мнящие себя принцессами? Лягушки с прицелом на комфортное проживание без затрат? — уточняет Кравцов. — Прекрати, Нина… Я открыт. Открыт для приятных и не обременяющих отношений. О чем говорю сразу же. Без прицелов на большее.
Вот так, Нина. Без прицелов на большее.
Только приятно провести время в кроватке.
— А ты? — адресует вопрос мне.
— Что я? Я не такая черствая!
— Но не печалишься по бывшему, который тебя недавно бросил.
— Ах, откуда ты взял про недавно?!
— Но я же угадал?
— Да! — пыхчу. — Угадал…
— Так почему же не печалишься?
— Может быть, потому что я все еще скучаю по отцу Лели. Лучший! — выпаливаю я. — Другие не выдерживают конкуренции, даже на стадии простого сравнения качеств.
— Теперь я заинтригован еще больше, — вздыхает Кравцов и серьезно задумывается.
Нина
Обед заканчивается. Я начинаю мыть посуду, поглядывая на Лелю. Обычно после обеда, через полчаса, самое большее, через минут сорок, ее тянет в сон. Глазенки становятся сонными-сонными, она всегда подпирает ладошками щечки, отчего они кажутся еще больше пухлыми и сладенькими. Ух, моя румяная булочка! Так бы и съела…
Но сегодня, кажется, Леля спать не хочет. Совсем!
Она полна энергии, бегает из кухни в гостиную и обратно, задает вопросы мне, не оставляет в покое Бозика, считая его кем-то вроде особенного гостя, который просто жить не сможет, если она не уделит ему внимание.
По взглядам Кравцова я понимаю, что ему очень хочется продолжить начатую тему. В особенности, в том, что касается намеков на постель.
Вы привлекательны, а я чертовски привлекателен…
И все в таком духе.
Вот только при всем своем обаянии и красоте Кравцов прямо заявил, что кроме приятных перепихончиков его больше ничего не интересует. Это не для меня…
“А кто узнает?” — шепнул внутренний голос.
Я аж на стул присела, в лицо бросился жар.
“Буран не продлится вечность. Как только непогода уляжется, этот красавчик — фьють! И готово… Помчится прочь свои проблемы решать! Времени в обрез… Решайся! Один разочек можно и для себя…” — убеждает внутренний голос.
Я обмахиваюсь полотенцем.
Вот это соблазны…
Один раз.
Себя побаловать.
“Для здоровья полезно, опять же! — шепчет внутренний голос. — Все говорят, что секс — полезен. А у тебя этой пользы не было давно. Если рассматривать секс в оздоровительных целях, то вклад Димы в оздоровление организма был… так себе! Скромные вложения. Так и заболеть не долго!”
— Смотри, Бозик, это деда. Это баба. Это деда Толя. Это баба Маня! — громко объясняет Леля.
Ее тонкий детский голосок вырывает меня из раздумий.
Деда Толя и бама Маня — это Анатолий Сергеевич и Марина Александровна,
