он меня не разочаровывает.
— Его называют богом.
Рассмеялась бы, если бы во мне что-то осталось, но я пуста и холодна.
Я снова закрываю глаза.
— Ну и что дальше? — спрашиваю я. — Ты собираешься продолжать убивать меня и возвращать к жизни? Я не думаю, что это продлится долго. Мое тело рано или поздно сдастся. И тогда ты останешься здесь один, и никому не причинишь вреда.
Он пожимает плечами.
— Ты молода и здорова. Я думаю, ты продержишься какое-то время.
— Да пофиг, — огрызаюсь я, открывая глаза и глядя в потолок. Я не хочу на него смотреть. Так чертовски устала, что хочу просто спать, но мне нужно держать его в поле зрения на случай, если он что-нибудь сделает.
Если? Хм. Больше похоже на «когда он что-то делает».
— Я так долго мечтал о том, как заставлю тебя страдать. И вот мы наконец здесь, и ты знаешь, что ты никогда не избавишься от меня».
Я думаю, что уже делала это. Но он прав. На этот раз я не уйду от него.
— Кто спасет тебя на этот раз? — он спрашивает. — Полицейский-новичок, который случайно сунул нос куда не следует? Я так не думаю.
Все мое тело замирает, когда он упоминает Эллиота. Черт возьми.
— Я собираюсь найти его, Джули. Твой милый парень думает, что сможет спрятаться от меня, но я скоро его найду. И когда я это сделаю, заставлю тебя смотреть, как потрошу его, как рыбу.
Он знает об Эллиоте. О чем еще он знает? Знает ли он о Джейсе?
— Я не знаю, о чем ты говоришь, — говорю упрямо, глядя в потолок.
Он смеется глубоким горловым смехом, от которого меня трясет.
— Ты ужасная лгунья, малышка. Тебе следовало остаться в Небраске с бабушкой. Ее я тоже найду и заставлю медленно умирать за то, что она спрятала тебя от меня. Все узнают. Что. Ты. Моя.
Смахиваю слезы, когда он на некоторое время замолкает. Я не забочусь о себе. Это то, чего я заслуживаю за игру с огнем. Гореть и страдать. Но Эллиот? Бабушка? Кайла? Мысль о том, что Дорнан причинит им вред, невыносима.
Его холодные пальцы переплетаются с моими. У меня даже нет сил отдернуть руку.
— Ты понимаешь, не так ли, малышка? Что я просто навожу порядок в твоем беспорядке. Эти люди умрут, потому что ты эгоистичная сука.
В моей груди нарастает волна гнева.
— Ты хочешь, чтобы я тебя поняла? — шиплю я. — Я никогда тебя не пойму. Никогда не пойму того, что ты сделал.
Его голос — шепот гравия, камень, скребущий по моим обнаженным нервам.
— Вот тут ты ошибаешься, малышка. Ты такая же, как я. Я убил твоего отца, погубил твою мать, а ты пыталась отомстить мне, — он делает паузу, и в уголке его рта появляется ухмылка. — Но я умнее тебя, лучше тебя, развратнее тебя, маленькая девочка. Ты зашла на мою игровую площадку, и теперь попала в мою сеть.
Я поворачиваю голову в сторону, впившись в него глазами, и, если бы взгляды могли убивать, он бы сейчас трясся в конвульсиях на земле.
— Что получится, если скрестить двух мстительных зверей?
Его зубы блестят в тусклом свете голой лампочки, и я представляю, как он вырезает мое сердце и пожирает его целиком. Я не могу не задуматься над его вопросом. Что вы получите? Вы столкнете нас в битве воли, запертых вместе в этом месте пыток и боли. Два животных трахаются, убивают, кусают и разрывают друг друга на части от удовольствия и боли. Вы получаете кровь и агонию, и в конечном итоге один из нас умирает.
Просто не думала, что это буду я.
— Вы получаете войну, — отвечает он на собственный вопрос. — И я чертов победитель.
— Действительно? — шепчу я. — С точки зрения количества жертв, я бы сказала, что выигрываю.
Он стирает улыбку с моего лица мощным ударом слева, который оставляет металлический привкус во рту. Я так привыкла чувствовать вкус своей крови, что это кажется привычным. Это просто часть моего существования. Я рада, что повлияла на него, рада, что мои слова ранят его так же, как его нож режет меня каждый день.
— Думаешь, ты побеждаешь? — спрашивает он, вставая так, что возвышается надо мной, пока я лежу привязанной к кровати. Я пожимаю плечами. Думаю, он, должно быть, понятия не имеет о Джейсе. Это меня успокаивает. Хочу, чтобы так и оставалось. И если он говорит, что не может найти Эллиота, то, надеюсь, это означает, что Эллиот достаточно умен, чтобы не попасться, пока все не закончится.
Что, зная Дорнана, означает навсегда.
— Запомни мои слова, малышка. Все, кто когда-либо помогал тебе, умрут.
Он подмигивает мне, ухмыляясь, и выходит из комнаты. Когда за ним захлопывается дверь, я чувствую, как трясется каркас кровати, и молча молюсь каждому, кто меня слышит, что он просто блефует.
Но я знаю Дорнана Росса.
Он никогда не блефует.
Проходит еще пара дней, и у меня настоящие неприятности. Я больна, очень, очень больна, а Дорнан не возвращается. Раз в день проспект отпирает дверь и приносит мне поднос с едой, прежде чем снова захлопнуть ее. Я бы хотела, чтобы он поговорил со мной. Но он этого не делает, никто не делает, и я забиваюсь в угол, хриплю и кашляю, пока меня не рвет.
И это никого, черт возьми, не волнует.
Вскоре у меня начинается жар, и на этот раз я знаю, что дело не только в отсутствии контроля температуры в моей темнице без окон. Пот льется у меня со лба, моя спина мокрая, а легкие кажутся тяжелыми и набитыми ватой. Невозможно сделать полный вдох.
Я не могу дышать.
Однажды сюда принесут поднос с едой и найдут меня мертвой.
Я решаю, что, возможно, это не так уж и плохо, но мой упрямый примитивный мозг требует, чтобы я попыталась выжить. Это так раздражает — я пытаюсь раздавить мысли, как муравьев, но они продолжают размножаться, как ядовитая амеба, подталкивая меня к борьбе.
А я просто хочу сдаться.
В конце концов, я начинаю креативить. А может быть, просто в отчаянии. Вместо того, чтобы попытаться позвать на помощь — потому что они все равно никогда не ответят — я меняю позу, раскладывая свое тело на полу напротив дверного проема. Дверь в эту комнату открывается внутрь, так что кому-то придется ударить меня дверью, чтобы войти сюда. Может, это сработает,
