ехать на метро, да и таксисты разные бывают…
У меня бегут мурашки по коже от этого предостережения. Помню, как однажды Юля из детдома сбежала гулять с парнем, с которым она познакомилась по интернету. Она пропала на всю ночь, а наутро вернулась вся в слезах и синяках. Рассказав нам жуткую историю, она наотрез отказалась писать заявление, но я тот случай запомнила на всю жизнь!
— Хорошо, подвезите! — киваю я, и Максим Александрович расползается в самодовольной улыбке.
Вот индюк!
Я все же иду за ним, наблюдая, как красиво перекатываются мышцы под тонкой тканью рубашки мужчины, и закусываю губу, не в силах отвести взгляд.
Надо же, как несправедлива жизнь. Одним — деньги и внешность атлета, здоровье, счастливое детство и успех, а другие… А другие – я.
С моих губ срывается смешок, а Максим Александрович с удивлением оборачивается.
— Что смешного?
— Да так, просто мысли… — мотаю головой я, на что мужчина только хитро прищуривается.
— Поделились бы!
Мы заходим в лифт, и я судорожно выдыхаю:
— Как-нибудь потом!
В таком тесном пространстве вместе с Вишневским я вообще себя чувствую пылинкой. Какой же он большой, мамочки!
В полной тишине мы спускаемся на подземную стоянку, но я чувствую, как наэлектризовывается между нами воздух, пока мы едем на самый нижний этаж.
— Сюда! — командует мужчина, заворачивая за угол.
Он нажимает кнопку сигнализации, и черная фигурная, словно пантера, машина вспыхивает приветственными проблесками фар
— Красивая! — выдыхаю я завороженно.
— Да, и скорость разгоняет такую, что голова закружится.
— Ой, не нужно! — мотаю головой я, а Вишневский снова заходится смехом.
У него такое хорошее настроение под вечер потому, что он выпил всю жизненную энергию у своих рабочих? Или он просто сова?
— А вы, оказывается, трусиха, Василиса Тихонова? — с издевкой спрашивает Максим Александрович, открывая мне пассажирскую дверь.
— Вовсе нет! Я просто умею трезво мыслить и не нарываюсь на неоправданный риск.
— Вот как! — замечает босс, усаживаясь на водительское место. — Очень полезное качество! Что ж, тогда, чтобы вам было спокойнее, покатимся так, как вы любите, словно старички в инвалидных колясках.
Я улыбаюсь, но отворачиваюсь к окну, чтобы мужчина не увидел того, что я оценила его шутку.
Мы выезжаем с парковки, и Вишневский вжимает педаль газа в пол. Я вжимаюсь в кресло и испуганно пищу:
— Это называется «как старички в инвалидных колясках»? Да я сейчас желудок выплюну!
— Постарайтесь этого не делать! Он вам еще пригодится! — парирует этот самодовольный хам, но все же сбавляет скорость.
— Ладно, так и быть. Проедемся спокойно, а то вы вся побледнели как полотно.
— Я просто не рассчитывала на столь стремительный старт! — оправдываюсь я, немного расслабившись.
— А вот это зря! У меня со всем так!
— Угу, я запомню! — бурчу я.
— И что, больше не будете со мной ездить? — ехидно спрашивает босс.
— Только если на инвалидных колясках в старости!
Вишневский гортанно смеется и совсем по-мальчишески ерошит свои волосы.
— Я просто хотел показать, на что способна эта малышка!
— Я оценила, — улыбаюсь я в ответ, растаяв от его озорства.
Нет сил взять себя в руки и отвернуться, поэтому я просто смотрю на точеный профиль, не отрывая глаз.
— Ну, рассказывай, Тихонова, откуда ты такая смелая, но трусиха? — косится на меня Максим Александрович, а я пожимаю плечами.
— Из Ростова.
— Далеко! — констатирует босс. — А что в Москве забыла?
— Выпустилась из детдома и приехала поступать… Не взяли, правда…
— Так ты из детдома?! — как-то странно смотрит на меня Вишневский, и я уже жалею, что решила поделиться своей биографией.
***
— Да, из детдома, а что?
Я сжимаюсь от предчувствия какой-то беды, но босс лишь внимательно смотрит на меня и отворачивается.
— Ничего, Василиса, вы просто очень сильная девушка. Не побояться приехать в большой город, еще и устроиться к такому, как я…
— К какому такому? — поднимаю брови я.
— Ой, ну перестаньте! Я как будто не знаю, что обо мне говорят сотрудники, а теперь и вы! — Вишневский смеется, но смех у него какой-то грустный.
Неужели ему не все равно, что о нем думают?
— Я ничего о вас не говорю!
— Я знаю, Василиса, — тепло улыбается он, повернувшись. — Спокойной ночи!
— И вам спокойной! — отвечаю я с улыбкой и выпрыгиваю из машины.
Захожу в подъезд и только тогда слышу, как отъезжает автомобиль.
Странный он, этот Вишневский. То рычит, как медведь, готовый разорвать на куски за малейшую провинность, то улыбается так тепло, будто я самый близкий ему человек.
Захожу в квартиру и тут же встречаю на пороге Нину Михайловну.
— Вася, ты где так долго была? Я вся испереживалась! И телефон выключен!
Я достаю мобильный и вижу, что тот давно сел.
Прекрасно!
— Я на работе была. Вишневский задержал.
— Ох, изверг, — сокрушается женщина. — Ну, идем на кухню, поешь!
— Я не хочу… — тяну я, понимая, что голод уже устал меня мучить за весь день и ушел спать.
— Нужно! А то превратишься не пойми во что! Пошли, как раз расскажешь, кто тебя подвез.
Улыбаюсь, понимая, что Нина Михайловна следила в окно, но послушно иду за ней на кухню.
— Ну, рассказывай! — говорит женщина, устроившись напротив меня.
Я пододвигаю тарелку с ужином, который разогрела для меня Нина Михайловна, и
