Лидеров определяют по тому, как они реагируют на поражения, а не на победы. Так что подбородок выше и плечи назад! ― говорила она мне.
Я расправляю плечи и изображаю улыбку на лице, когда подходят мои товарищи по команде. Произношу короткую речь и обнимаю их всех, когда они направляются в раздевалку.
После того, как я благодарю рефери, я начинаю трусцой двигаться к зданию и, надеюсь, приму очень долгий и очень горячий душ.
Поднимаю взгляд, и мои глаза мгновенно замечают темную массу, парящую на трибунах.
Это не более чем безликий черный контур, утопающий в белом тумане, но он предстает передо мной как зловещий призрак.
Когда я подхожу немного ближе, видимость проясняется, и я вижу его. Туман расступается перед его большим телом, как будто он подчиняет его своей воле.
Он все еще достаточно далеко от меня, чтобы я не могла разглядеть выражение его лица, но я вижу, что он промокший.
Вода стекает с него волнами, а не ручейками.
Он, должно быть, стоял там какое-то время, чтобы так промокнуть.
Я знаю, что он, должно быть, недоволен, и все же у него все еще эта приводящая в бешенство вездесущая ухмылка на лице.
Та, которая находится где-то между довольством и ленивой наглостью и не имеет права заставлять мою нижнюю часть живота сжиматься так, как это происходит.
Он пришел сюда только для того, чтобы позлорадствовать?
Ранее он был прав. Хоули обыграла меня один на один, лишила меня верного гола и похоронила нас безопасным голом для них.
Он знал сильные стороны игрока, с которым никогда бы не столкнулся, в отличие от меня.
Раздражение на себя проявляется как гнев, направленный на него. Я открываю рот, чтобы что-нибудь крикнуть ему, но он разворачивается на каблуках и уходит, оставляя меня ошеломленной позади.
Дважды за сегодняшний день он был тем, кто уходил от разговора. Это в два раза больше, чем он когда-либо делал раньше.
Я должна быть взволнована тем, что он отступает и теряет интерес.
И, очевидно, так и есть.
Потому что Нера была права, и похоже, что ему становится скучно и, вероятно, он хочет перейти к более интересной цели.
Но крошечная, бесконечно малая часть моего желудка скручивается при этой мысли.
Возвращаясь в Загон, я вхожу прямо в дверь нашей квартиры и позволяю себе упасть лицом на диван, на глазах у Неры и Сикстайн.
― Они лишат меня стипендии. ― Драматично говорю я, и все тут же оборачиваются на мои слова.
― Ладно, королева драмы. ― Говорит Сикс, плюхаясь на стул рядом со мной и толкая меня в плечо. Я поднимаю глаза и вижу бокал шампанского, который она протягивает мне. Я бросаю на нее вопросительный взгляд. ― Выпей это. Есть причина, по которой француженки так хорошо выглядят, это помогает справиться со стрессом.
― Сегодня понедельник.
― Мы в Европе. ― Отвечает она, беспечно пожимая плечами.
Я стону, переворачиваясь на спину и хватая подушку.
― Я собираюсь задушить себя до смерти. ― Говорю я, прижимая ее к своему лицу.
― Это твоя первая игра в чужой стране, где ты, вероятно, играешь в футбол совершенно иного стиля, чем ты привыкла. ― Вмешивается Нера: ―Дай себе передышку. Ты не можешь стать совершенной за одну ночь.
― Не могу?
Подруга бросает в меня еще одну подушку, которую я легко ловлю, прежде чем она попадает в меня.
Садясь, я хватаю бокал с шампанским, который Сикс снова протянула мне, правильно предвидя, что я захочу его выпить.
Она смотрит на меня с милым отвращением.
― Ты действительно должна смаковать бокал, это не рюмка текилы.
Я небрежно пожимаю плечами.
― Нера права, — добавляет она. ― Может быть, ты могла бы также спросить своего тренера, не согласится ли она провести с тобой пару тренировок один на один?
Я киваю с задумчивым выражением лица. Я уже осваиваю стиль игры на практике, и если я смогу сочетать это с персональными тренировками с тренером, ориентированными на навыки, то смогу адаптироваться гораздо быстрее.
По крайней мере, на это есть надежда.
― Хорошо, значит мы официально отменили вечеринку жалости. ― Говорит Сикс. ― Можем двигаться дальше.
― О черт, выходит новая серия «Острова любви» ― ребята, хотите посмотреть? ― Добавляет Нера, вмешиваясь.
― Би убьет нас, но на самом деле это ее вина за то, что она заключила сделку с дьяволом. ― Отвечаю я: ― Включайте.
― Я снился тебе прошлой ночью, любимая?
Тайер издает испуганный звук и оборачивается, прижав руку к груди и сузив глаза.
Мы стоим на краю поля, готовясь к тренировке.
Я не видел ее с тех пор, как наблюдал за ее игрой два дня назад, и мои глаза жадно впиваются в нее, жаждут взглянуть на нее.
От напряжения, вызванного разминкой, и от палящего солнца ее щеки порозовели. Она слегка запыхалась и выглядит более живой, чем кто-либо, кого я когда-либо встречал, даже когда она бросает на меня ядовитый взгляд.
Никогда еще мне не хотелось так ненавидеть кого-либо.
Я хочу наблюдать, как этот взгляд превращается в вожделение, когда мы словесно переругиваемся. Видеть, как похоть превращается в невыносимое удовольствие, когда я медленно погружаюсь в нее. Отслеживать каждое выражение ее лица, когда она жестко кончает на моем члене, снова и снова, снова и снова.
Блять.
Я так возбудился от этой мысли, что кажется, будто проходящий мимо ветерок может случайно отрубить мне член.
― Осчастливь меня. Скажи, что это так.
― Вообще-то, да.
От удивления я поднимаю на нее бровь.
― Правда?
Она кивает.
― Да, в прекрасном сне ― секс втроем: ты, я и бензопила.
Я испустил горловой стон, звук намеренно вышел сексуальным.
― Звучит извращенно. Продемонстрируешь мне потом?
Она продолжает идти, опуская конусы для упражнений вдоль границы поля. Я думал, что девушка собирается уйти, как она обычно делает, но она снова удивляет меня.
― Ты не веришь мне, когда я говорю, что никогда не буду спать с тобой?
― Я верю, что ты в это веришь.
Она внимательно смотрит на меня.
― Твое высокомерие меня раздражает.
Я фыркнул.
― Ничего подобного.
― Прости?
Я подхожу к ней неторопливыми шагами, пока она не вынуждена откинуть голову назад,
