не должен был так поступать.
– Я никому ничего не должен, Амалия.
– Подумай об отце.
Выпаливаю это, не очень-то веря собственным же словам. И потому тупо не знаю, что ответить на Димкино:
– С какой стати? Он обо мне не думал.
Вместо этого озвучиваю мысль, которая почему-то только сейчас приходит в голову:
– Погоди-погоди… Так ты просто хотел ему насолить? И потому ко мне подкатывал?
Боже, как неприятно. Я-то ему жалкой, наверное, казалась. Теткой, оголодавшей настолько, что была готова переспать с первым встречным. И если в обычной жизни мне плевать, кто и что обо мне подумает или скажет, то перед Димой почему-то становится до тошноты неловко. Сглатываю собравшийся в горле ком, вскидываю ресницы и ловлю Димкин пробирающий, расщепляющий меня на атомы взгляд:
– Он мне чужой человек. Стал бы я так заморачиваться.
Немного отпускает. Хватает даже сил выдавить из себя улыбку:
– Ясно. Ну, полагаю, мою позицию ты понял. Как насчет дружбы? – нависая над столом, протягиваю Диме руку. Он ее перехватывает. Легко пожимает пальцы, но когда я хочу убрать руку, задерживает ту в своей ладони.
– Ты из тех, кто верит в дружбу между мужчиной и женщиной?
– Почему нет? Мы с твоим отцом дружим.
– Да брось. Он смотрит на тебя голодными глазами. А ты – больными… Все еще на что-то надеешься?
Хватаю ртом воздух, но тот не доходит до легких. Голова кружится. Грудная клетка ходуном ходит. Я вырываю ладонь из его захвата и прячу руку под стол. Потому что сжавшиеся в кулаки пальцы выдают наружу больше, чем я готова кому-либо показать.
– Тебе показалось. Ого… – кошусь на часы. – Мне и впрямь пора…
– Ты мне понравилась еще три года назад. Я тебя на дубайском авиасалоне впервые вживую увидел. В зале, где ты выступала, яблоку негде было упасть. Все сидели, развесив уши. А я смотрел на тебя и вообще ничего не слышал, прикинь? Стоял как дурак, реально. И только одна мысль вертелась в башке – эта женщина станет матерью моих детей.
Ошарашенно на него пялюсь. Верить? Нет? А какой смысл ему врать? Да и что это меняет? Ну, какой матерью, господи? В груди болезненно жжет. Он, сам того не зная, сдирает корки с моих загноившихся ран и щедро посыпает их солью.
– Дима! Нет… Пожалуйста. Просто услышь меня.
– Из-за отца? – сощуривается.
– Нет. Из-за того, что я не та, кто тебе нужен.
– Уверена?
– На сто процентов.
Я боюсь, что он опять станет спорить, и я сломаюсь в самый неподходящий момент. Но нет. Димка бросает на меня еще один задумчивый взгляд и встает, улыбаясь уже знакомой улыбкой дамского угодника.
– Ну, тогда я принимаю твое предложение.
– Какое? – не понимаю я.
– О дружбе. У тебя вообще бывает свободное время? Как ты его проводишь? Может, сходим куда-нибудь вместе? Чисто по-дружески?
И глазки голубые невинные…
– Почему нет? Ближе к делу договоримся. А пока извини. Мне нужно работать.
Работы у меня невпроворот, да. Работа меня спасает. За день так упахиваешься, что дома просто валишься с ног. Никакой бессонницы. Никаких самокопаний. Благо Дима больше ко мне не лезет. Мы общаемся только по делу, но общаемся много. Он до смешного легко находит общий язык с коллективом. А с какой скоростью он въезжает в работу – это даже у меня в голове не укладывается. Такими темпами через пару месяцев мы запросто сможем отправить Красицкого на заслуженный отдых. Мой восторг не передать словами. Димина кипучая энергия вдохновляет. Я больше не чувствую себя выгоревшей до черных обугленных краев. Летаю просто на крыльях. И лишь одна мысль прибивает к земле – предстоящий прием у Сидельника. Даю себе обещание, что это последнее такого рода мероприятие, на котором я появлюсь. Много времени уделяю подготовке. В день икс даже с работы ухожу раньше обычного. Спа, косметолог, макияж…
И как всегда, когда неудобно говорить, куча звонков. Звонят из клиники, в которую я, отбросив страх, обратилась сегодня утром. Мягко расспрашивают, назначают дату консультации… Несколько лет ушло на то, чтобы привыкнуть к мысли, что у меня не будет полноценной семьи. До этого я еще надеялась, дурочка, встретить кого-то, с кем захотела бы связать свою жизнь. Но как-то не складывалось у меня с мужчинами. А время подгоняло, дышало в спину и как будто только ускорялось с каждым прожитым годом, сужая до предела мое и без того узкое окно возможностей. В конечном счете пришлось сказать себе – либо ты обзаводишься ребенком сейчас, либо никогда. Ну и вот…
– Да-да, в четверг. Хорошо. Я обязательно буду.
Только сбрасываю вызов, как телефон звонит снова. Без задней мысли бросаю:
– Да?
– Привет, Амалия. Узнала?
– Муса? Привет. Что случилось, что ты обо мне вспомнил? Я вновь что-то нарушила? – щедро сдабриваю голос иронией. Я уж и не надеялась его услышать.
– Почему сразу нарушила? Может, я давал тебе время соскучиться.
Прямо чувствую, как он скалится, говоря все это.
– Ну нет. Такое ребячество не в твоем стиле.
– Ты права. На работе была запара.
– Знакомо. Так чего ты звонишь? У меня со временем туго…
– Хочу встретиться. Куда за тобой подъехать? В офис?
Закусив губу, разглядываю себя в зеркале. Он бесподобен в своей самоуверенности. Улыбаюсь.
– Нет, Муса. Сегодня ничего не выйдет.
– Почему это?
– Потому что у меня планы. Которые я не собираюсь менять.
«Из-за тебя» остается не озвученным. Для мужика его склада характера это было бы слишком явным щелчком по носу, а мне не хочется его щелкать. Мне нравится, что он такой. Мужчина-атомоход, говоря его же словами.
– Хм. Сабантуй у Сидельника? Я и забыл.
– Аха… – усмехаюсь, гадая про себя, что еще ему известно о моих планах. Как вообще это происходит? За мной следят? Прослушивают мои телефоны? Просматривают переписку? А может, в моем офисе всюду жучки? Надо бы найти спецов и проверить.
– Ладно. На завтра тогда ничего не планируй.
– А что будет завтра? – интересуюсь я со смешком.
– До того или после, как я тебя трахну? Я еще не придумал, – гортанные нотки в его голосе становятся более заметными, я зажмуриваюсь и втягиваю в рот губы, чтобы не застонать от одного его голоса.
– Твоя наглость поражает, – замечаю
