тебе, Всеволод Антонович. Всего один танец.
Двое других переглядывались на словесную перепалку Азарова и того, кто звался Макаром и ситуация начала их жутко веселить. Один даже подмигнул Маше, которая перестала вообще анализировать всё происходящее.
— Если Мария Олеговна не возражает, — Азаров смотрел не мигая на Машу, словно надеялся на её отказ от танца.
— Мария Олеговна не возражает!
Что, Севушка? Не отстоял даму? Тогда стой и смотри! Она сунула ему свой полупустой бокал и широко улыбнулась.
— Спасибо вам, Макар, не знаю как по батюшке, — виновато похлопала она глазками.
— Просто Макар, — ответил тот, не скрывая своего восторга от неё.
Она взяла его под локоть и они пошли танцевать. Ей послышалось, или шеф, всё же, скрипнул зубами? Как бы бокал в его руке не треснул. Поранится же.
Потанцевала она с Макаром и поговорила о всяком. Он пригласил её на ужин на следующий день и интересовался в каком отеле они остановились. Маша попыталась остудить пыл резвого собеседника и сказала, что у них насыщенный с шефом график и работать они будут до конца недели не поднимая головы и затем вернутся в Москву. Тот буквально напирал, что всегда будет рад встрече с ней, если она ещё раз приедет. Маша про себя посочувствовала его несчастной жене.
Вечер пролетел быстро, она потанцевала ещё с парой мужчин и поболтала с девушкой, которая за минут разложила кто есть кто здесь, сколько зарабатывает, какой в постели и насколько шедрый. Каждого она знала, как давнего друга. На деле оказалось, что многие были её любовниками и осведомлена она непонаслышке о них. Только вот та не знала, что Маше они не особо интересны.
* * *
Возвращались они с Азаровым в полной тишине на такси. Она прикрыла глаза, чтобы не видеть его злость, а он сидел на том конце салона так, что мог бы прилипнуть к двери, если можно было бы, лишь бы подальше от неё. Ничего не делала три часа, а устала, как будто тонну угля разгружала. В лифте она встала напротив него и уставилась на пуговицу от рубашки на его груди. В молчанку можно и вдвоём играть, не правда ли, Всеволод Антонович?
— Ты что устроила там, Машенька? — наконец, он нарушил молчание первым, — Совсем стыд потеряла. Я закрываю глаза на твой эпатаж на работе, но здесь мои партнёры, а ты что делаешь?
— Признайся, Севушка, ты сейчас не на меня злишься, а на себя. За то, что не успел на танец пригласить такую прекрасную меня, — подняла она глаза на него.
Сверлит глазами и сжимает челюсть. Такой сексуальный, злой и желанный. Вожделение в глазах-то переливается через край, а сам сдерживается из последних сил. Стоит твёрдый в своём намерении её отчитать и весь такой холодный и нарочито отстранённый. Надо бы раскачать его, чтоли. Сколько энергии даром пропадает!
— Не верти хвостом перед моими партнёрами, мы работать приехали, — сухо ответил он.
— Ревнуешь? Я не виновата, что красивая и нравлюсь мужчинам, — парировала Маша.
Вот ещё она не оправдывалась за своё наискромнейшее поведение. Даже шампанского треть бокала всего лишь пригубила за вечер.
— Ты не моя девушка, чтобы я тебя ревновал, — резко перебил он ещё больше сердясь. А контроль-то теряется у него. Ей бы бежать сейчас, когда двери открылись, но она не могла даже пошевелиться. Хотелось продолжать дёргать тигра за усы.
— Ещё одно ваше досадное упущение, босс, — они пошли в сторону своих номеров в конце коридора.
— Нарываешься, Машенька, — послышалась нотка предупреждения.
— О да, уже давно нарываюсь, Всеволод Антонович. Всё никак не дождусь, когда вы меня накажете следует, — ну всё, теперь будь что будет.
Она развернулась к своей двери, прикладывая ключ-карту и почувствовала, как его руки обвили её, внося в номер.
— Ну всё, держись стерва, — процедил он, прижимая её к стене и задирая платье, просунув руку в вырез.
Ох, спасибо всем святым, закончились её мучения! И да здравствуют Джессики с их образами, кем бы они ни были.
Теперь, когда она, наконец, добилась своего, хотелось сполна насладиться его горячими прикосновениями и ласками. Его сильные руки, на которых виднелись вены, твёрдые длинные пальцы и широкие плечи, всё так идеально подходило ей, как будто бы он соткан из её мечты без всяких излишеств. В самый раз для неё физически и для её бедного, истосковавшегося по любви сердца. Если до этого она хоть как-то тормозила себя и держала в голове слова Иры, что это не может пока называться любовью, то сейчас пришло осознание, что прежней она сама и её жизнь уже не будут. Она слишком много мыслей и эмоций ему посвятила поначалу, а потом ещё и чувства сами собой начали просачиваться против её воли.
Маша откинула голову ему на плечи и с трудом соображала что происходит. Он прикусил кончик ушка, затем начал ласкать губами шею и, добравшись до губ, стянул трусики вниз. Стремительно расстегнул на спине молнию её платья. Соски заныли от его прикосновения. Она переступила через платье и трусики, оставшись в одних чёрных чулках и прогнулась в ожидании его вторжения. Лаская её клитор и увлажняя ещё больше, он расстегнул ширинку и шурша упаковкой, натянул презерватив.
— Как же ты замучила меня своими бесконечными выходками, рыжесть моя, — вкрадчиво с обвининением прошептал он. Звучало, словно не она одна умирала от желания давно заняться грязным страстным сексом.
Большая массивная головка коснулась её входа и она прикрыла глаза со стоном:
— Пожалуйста, Сева. Не тяни… — простонала она сама пытаясь насадиться на него поглубже.
От резкого вторжения члена она чуть не ударилась головой, благо он вовремя вторую руку между её лбом и стеной подставил. Заботливый какой. А член-то у нас ого-го, оказывается! И он такого монстра прятал столько времени, негодяй какой! Какой он младшенький? Зверь просто, не иначе. Разве можно было скрывать от неё такую прелесть, почти с первого толчка оргазм приносящую? Ох, божечки, горячий какой и твёрдый. Ещё лучше, чем в её влажных мечтах о нём. Он резко и глубоко трахал её, сразу взяв стремительный темп, чтобы она не расслаблялась ни на секунду. Маша стонала громче с каждым толчком. Он просунул ей в рот два пальца, которыми ласкал клитор и приказал угрожающе:
— Соси и представляй мой член. Разговаривать здесь буду я, поняла?
— Мхм, — промычала она, кивая головой. Какой болтать, когда такой болт таранит твою бедную маленькую киску.
— Не будешь слушаться, трахну попку твою, Машенька.
