Я проверила, как там Джори, который был увлечен чтением руководства по тренировке мускулатуры, и отправилась к себе, чтобы привести в порядок рукопись. Но вскоре я устала от полной тишины и пошла будить детей.
Их не было в кроватках!
Джори с Тони были на террасе; лежали, обнявшись и слившись в страстном поцелуе, на мате.
— Простите меня, — сказала я, устыдившись, но не остановившись, — но где дети?
— Мы думали, что они с тобой, — подмигнув мне, ответил Джори. — Беги найди их, мама… Я занят уроком, ты видишь.
Я быстро пошла в часовню. По дороге я бросила тревожный взгляд на зловещие тени, наползавшие на землю. В воздухе висел странный запах. Я вспомнила: то был запах ладана. Я побежала, и, достигнув дверей часовни, едва могла сдержать сердцебиение. Как можно тише я пробралась внутрь.
С тех пор, как я здесь была в последний раз, Барт с Джоэлом установили орган. Джоэл сидел за инструментом и играл. Играл прекрасно, доказывая тем самым, что он действительно когда-то был профессиональным музыкантом с истинным талантом. Барт пел, стоя. Я увидела на передней скамье близнецов, слушавших Барта, как зачарованные, и моментально все мои страхи покинули меня. Душа исполнилась мира и благодарности.
Гимн закончился. Дети автоматически встали на колени и сложили руки ладошками под подбородком. Они казались херувимами или же ягнятами на заклание.
Но отчего такая мысль пришла мне в голову? Зачем эти кровавые сравнения? Ведь это святое место.
— И мы, идущие дорогой смертною, долиной смертной тени, не убоимся зла… — говорил Барт, стоя на коленях. — Повторяйте за мною, Дэррен, Дайдр.
— И мы, идущие долиной смертной тени, не убоимся зла… — послушно выводила заунывным детским голоском Дайдр, подавая пример Дэррену.
— …Ибо Ты со мною…
— Ибо Ты со мною…
— …Твой жезл и Твой посох успокаивают меня.
— Твой жезл и Твой посох успокаивают меня. Я не выдержала:
— Барт, зачем ты опять это делаешь? Ведь сегодня — не воскресенье, и у нас никто не умер…
Он поднял голову. Его взгляд встретился с моим; он был так печален.
— Мама, пожалуйста, выйди.
Я подбежала к детям, которые охотно вскочили мне навстречу.
— Нам плохо здесь, — прошептала мне девочка. — Нам не нравится.
Джоэл поднялся. Он стоял, тонкий и высокий, и на его лицо падали разноцветные блики витража. Он не произнес ни слова, только смотрел на меня уничтожающим взглядом.
— Мама, я прошу тебя — иди в свою комнату.
— У вас нет права вбивать в голову детям страх перед Богом. Когда хотят научить религии, Барт, то следует говорить о любви Бога к сынам человеческим, а не о страхе и карах.
— У них нет страха перед Богом, мама. В тебе говорит твой собственный страх.
Я начала медленно отступать к двери, взяв детей за руки.
— Когда-нибудь любовь посетит тебя, Барт, и ты все поймешь. Ты поймешь, что любовь приходит не к тому, кто хочет ее и нуждается в ней; она приходит лишь к тому, кто заслуживает ее своими деяниями. Она приходит в тот момент, когда ты меньше всего этого ожидаешь; просто встает на пороге, тихо закрывает за собой двери — и остается навсегда. И ты не должен планировать любовь, или соблазнять кого-то полюбить тебя; не должен и торопить ее приход. Ты должен заслужить любовь, иначе с тобой никто не пройдет по этой жизни до конца.
Он стоял молча, видимо, потрясенный. Затем двинулся ко мне.
— Мы уезжаем из твоего дома, Барт. Это должно обрадовать тебя. Ни один из нас больше не станет тебя беспокоить. Джори с Тони едут с нами. Ты, наконец-то, полностью вступишь в права наследства. Будешь хозяином всего. Каждая комната в этом огромном одиноком доме в горах станет твоей. Если ты пожелаешь, Крис передаст попечительство до твоего тридцатипятилетия Джоэлу.
На мгновение в лице Барта появился страх. А в водянистых глазах Джоэла, конечно, торжество.
— Скажи Крису, чтобы передал попечительство над моим наследством моему нотариусу, — быстро проговорил Барт, будто опасаясь чего-то.
— Хорошо, если ты так хочешь, — и я улыбнулась Джоэлу, на чьем лице была написана вся гамма чувств. Он кинул на Барта мгновенный негодующий взгляд, подтверждая мои подозрения. Да, Джоэл ненавидел Барта за то, что тому досталось то, что могло быть его.
— Утром мы выезжаем, — прошептала я, подавляя подступившие слезы.
— Да, мама. Счастливо — и удачи вам.
Я пристально смотрела на Барта. Где я уже слышала слова, сказанные им только что? Ах… вспомнила, но это было так давно. Тот высокий кондуктор, который стоял на подножке поезда, привезшего нас сюда детьми. Поезд весь спал, вагоны были темны. Кондуктор сказал нам эти слова на прощание, и поезд дал скорбный свисток расставания.
Барт будто ждал от меня еще каких-то слов. Завтра я уже ничего не смогу сказать ему: скорее всего, разрыдаюсь.
Он заговорил первым.
— Мне кажется, что все матери покидают своих сыновей на страдания. Почему ты оставляешь меня?
Надрывный тон его голоса скрутил мое сердце страданием.
— Потому что это ты оставил меня много лет назад. — Я не могла не сказать этого, наконец. — Я люблю и всегда любила тебя, Барт. Ты не желал верить этому. Крис тоже любит тебя. Но ты не желаешь его любви. Ты каждый день внушаешь себе то, что твой родной отец был бы лучшим отцом. Но ты ведь даже не знаешь, что за человек он был. Он не был верен жене, моей матери, и я была не первым его увлечением. Нет, я не желаю говорить неуважительно о человеке, которого когда-то так любила, но он был далеко не тем семьянином, каким является Крис. И он не способен был так себя отдавать другим.
Солнце упало сквозь стекло на лицо Барта и осветило его зловещим красным светом. Он вновь мучился. Ладони его сжались в кулаки.
— Не смей! — закричал он. — Ни слова больше! Я всегда нуждался в отце, я всегда хотел только своего отца, своего! Крис дал мне лишь чувство стыда и муки. Убирайся! Я рад, что вы уезжаете. Заберите с собой свою грязь и свой грех — и забудьте обо мне!
Прошло несколько часов, а Крис все не приезжал. Я позвонила в университет. Его секретарь сказала, что он выехал три часа назад.
— Он уже должен был бы доехать, миссис Шеффилд. Мне в голову полезли мысли о моем отце. Несчастье на дороге. Неужели мы повторим судьбу наших родителей, только по пути не в Фоксворт Холл, а наоборот — из него? Слышался мерный ход часов. Мое сердце билось, но не мерно, а срываясь.
— Мама, прекрати шагать взад-вперед, — приказал Джори. — Это действует мне на нервы. И отчего эта спешка, зачем вы так сорвались с места? Объясни мне.
