На ней все останется тем же – далеким, из детства, любимым, родным. Мы сохраним даже крепкий сарай, с которого все началось, с той самой надписью «Маша + Ваня = любовь». Навсегда.
Ведьмин кулон
Странное чувство тревоги подкралось ко мне еще на станции. Мы приехали на последней электричке, когда вокруг уже сгущались осенние сумерки. Каждый из нас пребывал в скверном настроении, потому как на вокзале все перессорились. На предыдущую электричку, которая уходила в обед, мы опоздали из-за Рудневой. Та явилась на перрон как раз в тот момент, когда поезд уже отчаливал. А ведь мы подумывали наказать Диану и уехать за город без нее, но Амелия была против. Переругались в пух и прах и, насупленные, просидели почти три часа в ожидании следующей электрички. Жевали невкусные беляши из местной палатки и запивали их сладким черным чаем, пытаясь хоть как-то согреться на опустевшей безлюдной платформе.
– Ничего, в лесу такого ветра нет, – успокаивала нас Амелия в страхе, что мы откажемся от ее затеи и разбредемся по домам. – Там, вообще, знаете, как хорошо? Вам обязательно понравится. Вера, ну скажи им!
Но пока никому и ничего не нравилось. И я не знала, как поднять остальным настроение. Противная октябрьская погода играла не последнюю роль. Вскоре небо потемнело, заморосил противный мелкий дождь.
– Только этого не хватало, – проворчал Даня.
Пришлось нам оставшееся до электрички время тусоваться, стоя под навесом.
Я вообще слабо представляла себе, как мы в такую погоду отлично проведем время на природе. Но Амелия, пригласившая нас в старый охотничий дом посреди леса, который когда-то принадлежал ее дяде, заверила, что мы не испытаем никаких неудобств. Там такой воздух, такое озеро… И настоящая печь в доме! В общем – рай на земле.
С опоздавшей Дианы разворчавшийся Даня переметнулся на Ирку – свою сестру-близняшку. Мы ехали всего лишь на одну ночь, но Третьякова снова набрала столько вещей, будто собиралась навсегда остаться жить в одиноком охотничьем домике и, как дядя Амелии, подрабатывать лесничим.
– А вещи твои опять мне через весь лес переть, – не унимался Даня.
Нам с Никитой надоела эта ругань, поэтому мы больше не вмешивались. Стояли под навесом и гипнотизировали взглядами железнодорожные пути. Руднева тоже помалкивала, не напоминая о себе, потому как о ее опоздании все забыли и переключились на Иркины баулы. Тут еще и ветер северный подул, и дождь усилился, стеганув хлесткими каплями по лицам… Наверное, мы все-таки разбрелись бы в разные стороны, если б не день рождения Амелии. Это она придумала встретить свое совершеннолетие у черта на куличках, в осеннем бору, в охотничьей избушке своего двоюродного дядьки, который уже давным-давно помер. Каждое лето какие-то дальние родственники Циглер ездят туда, но сама Амелия давным-давно в том доме не бывала. Хотя с этим местом у нее связаны самые лучшие воспоминания из детства…
Когда мы наконец забрались в теплую электричку, ругань не прекратилась. Я положила голову на плечо Никиты, который, абстрагировавшись от глупых споров, быстро задремал. Весь путь смотрела на суетливые дождевые капли на стекле. За окном стремительно темнело. Настроение было не праздничным, а каким-то мрачным. Наверное, потому что мы все уже были уставшими, а ведь нам еще предстояло переться незнамо куда, по рисованной от руки карте, которую Амелия начертила по памяти. В последний раз Циглер была в лесу еще в начальной школе, поэтому, по ее словам, слабо что помнит. Эта новость нас не вдохновляла. Как не вдохновляла и информация, что тот дом находится на отшибе, а вокруг на сотню километров ни души. Никаких населенных пунктов там и близко нет. Конечно, такое может привести в восторг только такую дуреху, как Амелия, а вот мне сразу стало как-то не по себе. А если что случится? Кого звать на помощь? Да еще и Циглер, охочая до всяких тайн, обязательно найдет способ нас с девчонками ночью запугать. Чего только стоят ее байки после отбоя в лагере, где мы и сдружились этим летом… К предложению Амелии отпраздновать день рождения в осеннем лесу мы все отнеслись скептически, но расстраивать подругу не хотелось. А Руднева и вовсе от души повеселила Циглер, спросив, можно ли будет там принять душ…
Дорога от станции то спускалась в лощину, то вела на крутой холм. Наконец мы вышли к лесу – нас встретили костлявые облетевшие осины. Надоедливый холодный дождь и здесь вовсю моросил.
Амелия первой направилась в глубь леса, за ней Даня, затем, держась за руки, мы с Никитой. Шествие замыкали ковыляющие Ира и Диана. У Рудневой по пути отвалилась набойка, а Ирка просто не могла бросить подругу на произвол судьбы.
Осины сменились березняком, за березами начались сосны… Ветер раскачивал верхушки деревьев, отчего те протяжно и неприятно поскрипывали. Циглер не смущали ни странные лесные звуки, ни разошедшийся дождь, ни порывы ветра… Она шла спиной вперед и с восторгом рассказывала нам об этих местах, будто работала нашим экскурсоводом, а мы были восторженными туристами.
– Сейчас вашему взору предстанет озеро необыкновенной красоты! Оно сохранилось таким, каким его задумывала природа… Рядом с ним – ни единой души. О нем мало кто знает из приезжих, а у местных оно не пользуется спросом. Мы с дядькой в детстве там рыбу удили… Но рыбы там мало. Оно вообще нежилое. Его и прозвали Гиблым.
– Отличное название, – взволнованным голосом пролепетала Диана, оглядываясь по сторонам.
– Пожрать бы чего-нибудь, – встрял Даня. Его красоты Гиблого озера ничуть не волновали. А вот урчащий желудок – очень даже. – С тех пор, как мы съели по беляшу, столько времени прошло.
– А мы не замерзнем здесь ночью? – поежившись, спросила я. С озера дуло холодом. Меня начала бить дрожь не столько от ветра с дождем, сколько от странной тревоги. После событий, которые произошли со мной в подобном месте летом в лагере, когда я едва не покалечилась из-за одной чокнутой, в темном лесу мне было не по себе.
– Не замерзнем, – поспешно пообещала Амелия. – Мы ж костер разожжем. И я вам говорила: в доме есть печь. А Гиблое озеро, кстати, хранит одну страшную историю…
Наконец мы вышли к воде. Я посмотрела на хмурое озеро, окруженное могучими деревьями. Вода в озере была черно-свинцовой и, несмотря на ветер, неестественно неподвижной. Над деревьями уже поднялась полная луна. В воде отражались голые кривые ветви.
Мы брели вдоль прибрежных кустов. Всем, кроме Амелии, было не до тайн. Никто из нас не разделял любовь одноклассницы ко всему мистическому.
В перерывах между ахами и вздохами Циглер о том, какая здесь красота,
