И теперь я тихо открывала двойные двери, и выходила на крыльцо нашего дома, чтобы увидеть огромное звёздное небо над головой, услышать, как шумит поле из кукурузы прямо передо мной, а в конюшнях как всегда горит свет.
Поэтому укуталась в плед и тихо пошла в сторону одной из них. Вчера привезли новых жеребцов и мы с девочками ещё не успели обустроить стойла, и скорее всего Хан опять собрался торчать там до утра.
Это были огромные помещения, в которых мы держали лучших скакунов для скачек. Красивые и благородные животные, которые стали моим лекарством. Я ухаживала за ними, как за собственными детьми, и наконец нашла то, что приносило мне удовольствие. Поэтому я тихо ступала между стойл и каждый из них со мной здоровался и фыркал, постукивая копытами.
И лишь в конце я увидела своего мужчину. Привалилась к косяку одного из стойл, и просто смотрела. Он стал другим за эти шесть лет. От того мальчика почти не осталось и следа. Разве что его взгляд и сам Хан. Тот, который всегда был рядом со мной. Он тяжело работал, постоянно вел переговоры все с новыми фирмами, привозил самых лучших жеребцов, чтобы мы жили так, как он хотел.
Нет, мой мужчина не спрашивал чего я хочу, по диким и совершенно идиотским причинам, он сам знал, что нужно нам и делал это. Вопреки всему, и не без ссор и проблем, мы охраняли наше счастье как могли. А Хан менялся на глазах, и это помогало прийти в себя мне. В первый месяц после того дня, когда я увидела снова того мужчину, я не могла выйти из клетки никак. Не могла, пока не пришел Хан. В тот самый вечер, в больничной палате, когда он пробыл со мной до самого рассвета, я поняла, что получила слишком большой подарок от бога, не смотря на то, что прошла. Поэтому каждый день, на протяжении всех этих лет, я любила так и с такой силой, чтобы этому мужчине никогда не пришлось больше пережить тот ужас. Я стала одержима его желаниями, его улыбкой, и его счастьем. Для меня было главным одно — мой Хан. А потом и наша Анна. Больше в этом мире не существовало почти никого. Только он и наша дочь.
— Ты ещё долго будешь пялиться на мой сексуальный зад, или обнимешь меня?
Я подошла к нему со спины, и обняла, положив на неё голову. Хан продолжал расчёсывать рысака, а я тихо спросила:
— Когда ты приехал?
— Час назад. Не стал будить вас, думал что спите, — он остановился и бросил расчёску в сторону, сняв грубые рукавицы, и отправив туда же.
А потом развернулся и прижал к себе, заглядывая в глаза:
— Ты уставшая, наэ хетсаль! Что случилось? — прошептал и зарылся всей пятернёй в мои волосы, массируя затылок, — Опять Анна капризничала?
— Нет, но ты продолжай! Это охренительно приятно!
— Эксплуататорша! — тихий гортанный шепот пронесся у моих губ, и я растворилась в глазах напротив, потому что так мог целовать только Хан.
Ненасытно, с силой и забирая все без остатка. И чем старше он становился, тем сильнее нуждался во мне, а я в нем.
— Анна точно спит? — Хан подхватил меня под бедра, и я усмехнулась ему в губы, пока он шел в сторону выхода.
— В прошлые сто раз, когда она соскучилась по папе и не видела его хоть пару часов… — он толкнул дверь ногой и она хлопнула за нашей спиной, — …нет. Анна совершенно точно окажется у нас в спальне.
— Тогда госпожа, мы переходим в режим экстрим, потому что я сожрать тебя готов прямо в этом кукурузном поле! — Хан застыл посреди двора, и начал осматривать мое лицо, — Знаешь, а смотреть на тебя на фоне такого шикарного вида над головой, вообще оргазм. Идём…
— Нет… Я на такой экстрим не согласна, — начинаю брыкаться, но кто меня слушает.
Этот болван начинает уверенно идти прямо в кукурузу, а потом резко тормозит, и кривит красивым лицом. Его глаза становятся ещё уже, и я вижу лишь часть темных омутов.
— Ты простынешь! Поэтому я передумал! Идем в другое место, — тихо шепчет, а потом заговорщицки добавляет, — Я кое-что тебе покажу, пока наша заноза не нашла и этот "домик".
— Ты построил лежбище для постельных утех в кукурузе? — хватаюсь за его плечи удобнее, а он хохочет.
— Бери выше! Я выстроил целый дом на дереве.
Я вскинула брови, и вот вообще не поняла, как упустила такой момент из виду.
— Это когда ты успел? — мы обошли правые конюшни, и встали перед несколькими деревьями, за которыми, начиналась гряда холмов, и это уже были земли Лакфортов. Наших соседей.
— Смотри! Ей понравится? — он опустил меня на ноги, и развернул к тому, что называл "домиком на дереве".
— Хан, она не выйдет отсюда никогда. Мы потеряем ребенка для общества. Это же дворец, а не детский домик на дереве.
Хан обнял меня со спины, и мягко поцеловал в шею:
— Ты хотела чтобы я построил сарай для нашей дочери? — губы повели вверх, по скулам и щеке, а я начала чувствовать истому по всему телу.
Это настолько нежное и теплое чувство, что мои глаза закрылись сами, а дыхание стало тяжёлым, с гулкими ударами в груди. Так было всегда, когда я тонула в этом мужчине. Просто забывала, где мы, что вокруг, а иногда и не хотела этого замечать.
Как сейчас, когда держалась за его плечи, целовала в ответ и забывала обо всем. О том, что прижата к жёсткому стволу дерева, о том, что вокруг нас гулял прохладный ветер. А всё потому что, могла замечать лишь его глаза, чувствовать лишь его движения во мне, и то насколько это было нежно, насколько это всё было моим. Хан был моим…
Сейчас, оборачиваясь взглядом назад, в своё прошлое, мне порой становится страшно. Настолько, что я закрываю с силой глаза и отгоняю саму мысль, что могла и не встретить его. Могла и дальше оставаться в своей клетке, и жить только ради борьбы со своей и чужой болью.
Мне страшно, что он мог и не захотеть построить мир, в котором я проснулась на следующий день, вышла во двор, и смотрела на то, как Хан катает на лошади Анну, а она кричит: "Вперед, аппа! Хочу быстрее!" И звонко смеётся.
Мне страшно, потому что это всё могло оказаться моей выдумкой. А я могла и дальше лежать с палате, и просто выдумывать это, чтобы чувствовать себя живой.
Но это было правдой. Это стало моей историей о том, как насилие и ненависть способны разрушить всё. И как это всё может собрать обратно любовь. Чувство чужого мальчишки, с другой реальности, с другими правилами, который ради меня бросил всё и повзрослел настолько быстро, что у меня до сих пор болит сердце из-за того, что по моей вине, он прошел через подобное. Но Хан никогда не узнает об этом. Я никогда не скажу, что мне его жаль, я буду говорить лишь насколько люблю его.
Это чудо, которое ворвалось в мою жизнь, окрасило чёрно-белые тона в яркие краски и подарило мне счастье.
— Омма!
— Наэ хетсаль, а ну-ка иди сюда!
Я помахала им рукой, и спустилась с крыльца. Широкий вольер, обступили парнишки Лакфортов. Они часто прибегали к нам. Я обошла их по дуге и вошла в вольер, махнув рукой и девчонкам, которых привез Брэд. Наш управляющий.
— Чего ты копаешься? Иди сюда! — Хан спрыгнул на землю и резко подхватил меня, заставив сесть за Анной, которая тут же потянула ко мне руки и я её обняла.
А потом почувствовала как Хан сел позади нас, и схватился за поводья.
— Анна! Руководи! — прозвучало над моим плечом и я прижалась к груди Хана, нежно проводя рукой по его бедру.
— Не проказничай, нэ агашши! — горячий шепот коснулся моих волос, но ответила не я.
— Хорошо, аппа! — Анна схватилась за вторую пару поводья, а я нахмурилась:
— Так! А мне за что держаться?
— Аппа будет держать омма, пока я буду держать Звёздочку, — было мне ответом, и Анна потянула за вожжи.
— Эге! Анна, чушим! *(Анна, потише) — мягко шикнул Хан, когда лошадь подалась слишком резко вперёд.
— Йее, аппа! Чосомнида! — Анна потянула мягче, и лошадь спокойно поскакала в сторону выезда.
— Умница, — я обхватила её рукой, и мы спокойно выехали на тропинку к холмам.
