В ответ я жалобно застонала. Я не видела, куда мы едем, пока машина не завернула на пустую подъездную дорожку к его дому.
– Эван, я не могу остаться у тебя! – испугалась я. – Если пропущу школу, то потом не оберусь неприятностей.
– Мама позвонит и все им объяснит.
У меня не было сил спорить. Я открыла дверь и, тяжело дыша, выбралась из машины. Эван хотел было мне помочь, но я покачала головой. Потом я прошла за ним в его комнату и, позволив ему снять с себя туфли, упала на его кровать. И как только оказалась под мягким одеялом, сразу же устало закрыла глаза. Он нежно погладил меня по щеке – и я провалилась в тяжелый сон.
Когда я открыла глаза, вокруг было темно. Не отрывая головы от подушки, обвела глазами комнату. Узнала успокаивающий запах и сразу поняла, где нахожусь. Вспомнила, как здесь оказалась, и застонала. Неужели он видел, как меня рвало?!
Похоже, в комнате я была одна. Прислушалась, не бурлит ли в желудке, но живот не болел, голова была ясной. Я провела сухим языком по пересохшему нёбу. Рывком села и сразу почувствовала, как напряглись мышцы спины и живота. Но мучительной боли во всем теле уже не было.
Затем на негнущихся ногах я прошла в ванную, чтобы посмотреть на себя в зеркало. И мои опасения подтвердились. Я была черт знает на кого похожа. Наверное, краше в гроб кладут. Интересно, а нельзя ли, пока Эван меня не увидел, незаметно выбраться из дома и попросить Сару где-нибудь меня подобрать?
Я распустила влажные волосы и расчесала их пятерней, но, ужаснувшись, тут же затянула их резинкой. Потом, чтобы вернуть себе человеческий облик, умылась и прополоскала рот. Выдавила на палец немного пасты, чтобы освежить дыхание после рвоты.
– Эмма? – позвал меня из спальни Эван, и я осторожно выглянула из ванной. – Как ты себя чувствуешь?
– Словно по мне проехался асфальтовый каток, – ответила я, и он, явно успокоившись, улыбнулся. – Да и выгляжу примерно так же.
– Вовсе нет, – сказал он и обнял меня прямо на пороге ванной. Я не стала сопротивляться. Поцеловав меня в макушку, он добавил: – Ты сейчас выглядишь гораздо лучше, чем утром. Я слышал, что у людей бывает зеленая кожа, но своими глазами видел такое впервые. – Когда я попыталась его оттолкнуть, он только крепче прижал меня к себе. – Правда, ты все еще жутко бледная. Может, хочешь прилечь? – Он выпустил меня, и я снова забралась под одеяло. – Сейчас принесу тебе чаю, чтобы не было обезвоживания. Думаю, твой желудок его примет, – по крайней мере, так говорит моя мама.
– А она что, здесь?
– Нет. Но пришлось ей сказать, что ты заболела. Ведь она должна сообщить в школу. Она уже несколько раз звонила, справлялась о твоем здоровье и просто замучила меня советами, как лучше за тобой ухаживать. Я попытался объяснить, что ты еще спишь, но ее разве остановишь!
Эван присел рядом со мной на кровати, прислонившись спиной к изголовью. Он положил мою голову себе на колени и легонько провел пальцами по волосам. Убаюканная его ласковыми прикосновениями, я снова закрыла глаза.
– А который час? – прошептала я.
– Начало третьего.
– Поверить не могу, что так долго спала.
– Да и я тоже. Уже несколько раз к тебе заглядывал проверить, жива ты или нет. Ты лежала совсем как мертвая.
– Я все еще жива, – заверила я Эвана со слабой улыбкой.
– Рад, что тебе уже лучше. – С этими словами он ласково провел рукой мне по шее, и по спине сразу побежали мурашки.
Потом я села и взяла с прикроватного столика чашку с чаем. Сделала маленький глоток, прислушалась к своим ощущениям и отхлебнула еще.
– Ты ведь брала с собой в поездку с Сарой удостоверение личности?
– Да, – медленно ответила я.
– А ты можешь достать свое свидетельство о рождении и карту социального страхования? – продолжил Эван. А когда я удивленно подняла брови, объяснил: – Ты должна попробовать их получить. Так, на всякий случай.
Я поняла, что он не шутит, и это было как-то непривычно. Похоже, он реально готовился к нашему побегу.
– Я могу сказать Джорджу, что мне нужны документы для поездки в летний лагерь. А ты что, серьезно? – внимательно посмотрела я на него.
– Абсолютно, – твердо сказал он.
Я опустила глаза, только сейчас по-настоящему поняв, чем он ради меня рискует. Ведь убежать из дому означает навсегда отказаться от семьи и друзей, не говоря уже о том, чтобы окончить среднюю школу.
– Эван, надеюсь, до этого не дойдет. И вообще, куда мы с тобой можем податься?
– Не волнуйся, – уверенно ответил он. – Я уже все хорошо продумал. И, кроме того, это ведь не навсегда.
И я прекратила допрос. Меньше знаешь – крепче спишь. К тому же я отказывалась верить, что дело дойдет до побега. Эван же уверовал в свой план, поскольку считал, что только так может мне помочь. Но все это были несбыточные мечты, хотя я и не стала его разочаровывать.
Однако документы от Джорджа я действительно получила. Эван вздохнул с облегчением. А я не решилась сказать ему, что меня до смерти пугает сама мысль о побеге и я не уверена, хватит ли у меня пороху. Так пусть себе верит, что я на все готова, хотя бы до тех пор, пока сама жизнь не заставит меня сделать выбор.
– Где оно? – зашлась в крике Кэрол в тот момент, когда я засыпала порошок в стиральную машину.
Я ошеломленно наблюдала, как она носится по прачечной зоне и, метясь прямо в меня, разбрасывает кругом грязные тряпки. Мне, конечно, не было больно, но от такого дикого приступа ярости сразу стало не по себе.
– Что ты с ним сделала? – словно с ножом к горлу, пристала она ко мне.
– С чем? – спокойно спросила я.
– С чертовым полотенцем, – взвизгнула она. – С тем, что ты испортила. Что, на хрен, ты с ним сделала?
– Не понимаю, о чем вы, – соврала я.
На самом деле я выкинула окровавленное полотенце, которым перевязывала руку. Но откуда она могла узнать?
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. И не прикидывайся большей дурой, чем есть на самом деле.
И она снова швырнула в меня ворох грязного белья. В своей ярости она выглядела просто смехотворно, но с упорством пьяного продолжала разбрасывать по подвалу нестираные вещи. И тогда я выпрямилась, перестав уворачиваться от летящих в меня тряпок, и посмотрела другими глазами на эту жалкую, ничтожную женщину. Меня даже затошнило от злости и отвращения. Я уже была сыта по горло ее бессмысленными тирадами.
