Бабуля ахнула. Всем известно, что одесситы воспринимают сельскую жизнь как кару небесную.
– И это еще не все. После свадьбы он изменился не в лучшую сторону. Разогнал моих новых друзей. Стал права качать, мол, это его дом и его правила. Он...
– Ш-ш-ш. Все будет хорошо. Все будет хорошо, – перебила бабуля. – Больше ни слова. Не трать на него слов. Ты только расстроишься. Он не стоит твоих нервов. Тебе просто надо сообразить, куда податься, и уйти от него.
– Уже ушла. – Я завсхлипывала, наверное, от облегчения.
– Тогда к чему горевать? Ты все верно сделала. Ты же у меня завсегда была умницей. Завсегда правильно выбирала, к чему стремиться.
– Мне казалось, ты осерчаешь, что я не стала до конца пережидать черную полосу.
– Да никогда! Плохое не приводит к хорошему. Дальше бывает только хуже и хуже. Ты правильно сделала, что ушла. – Бабуля помолчала. – Вот и мама твоя также ушла от твоего отца.
– Мама от него ушла? – умереть не встать. Ведь это отец нас бросил! – Но... я-то считала, что наше проклятье в том, что мужчины нас всегда бросают.
– Наверное, следовало тебе рассказать...
– Что рассказать? – Дышать стало нечем.
Strike-struck-struck.
Внутри хором били девяносто девять курантов. Я потерла грудь, пытаясь восстановить дыхание.
– Что рассказать?
– Когда ты решила, что это Дмитрий от нас ушел, мы не стали тебя разубеждать. Нам казалось, чем меньше о нем говорить, тем скорее ты все позабудешь. Как дурной сон. Просыпаешься, и при свете дня ночные кошмары рассеиваются. К тому же твоя мама – вот ведь гордячка! – наотрез отказывалась об нем вспоминать. А потом... – бабулин голос дрогнул, – потом она умерла. А меня с давних пор совесть грызет.
– Из-за чего, бабуля, через что тебя совесть грызет? – Я прислонилась к столу, готовясь к худшему. Одесские тайны не сулят ничего хорошего. – Скажи, пожалуйста.
– Из-за моей слепоты. Твой отец был мореманом; красивым, обаятельным, хватким. Никто не умел так смешно пошутить, как Дмитрий. – Высшая похвала в Одессе. – Но кроме того он был горьким пропойцей. Твоя мама этого поначалу не понимала. До меня тоже слишком поздно дошло. Они же переехали в Крым, подальше от ее друзей и от меня. Он там не стеснялся руки распускать. Когда я думаю обо всех его выходках... – Бабуля вздохнула так глубоко и тяжко, словно испускала последний вздох. – Девочка моя. Моя малышка. Этот ирод разбил ей нос и ребра переломал. Не знаю, что еще он себе позволял. Но когда она посреди ночи сбежала из Ялты и приковыляла ко мне с тобою на руках, то вся была покрыта следками: синяками да ожогами.
Она всхлипнула, и я тоже. Бедная-бедная мама. Бедная-бедная бабуля. И почему этот разговор не состоялся раньше, еще на нашей маленькой кухне, где я обняла бы бабулю, а она обняла бы меня, и мы бы друг дружку утешили?
Тот фундамент, на котором строилась вся моя жизнь, вдруг рассыпался под ногами. Я-то думала, что мужчины непременно уходят. Мой отец ушел. Уилл. И Влад. Я-то не сомневалась, что каждый мой парень непременно уйдет, и держала глухую оборону. Ни единого шанса никому не давала. Только с Владом ослабила бдительность, но лишь на минуточку и тут же снова забором отгородилась.
– Может, настоящее проклятье – это за всю жизнь так и не встретить свою любовь, – рассуждала бабуля. – Может, я была неправа, отваживая тебя от кавалеров. Каждый раз, когда ты приводила домой какого-нибудь парня, я вспоминала, что сталось с твоей мамой, доченькой моей, и дико за тебя боялась. А уж когда Владлен Станиславский принялся около тебя нарезать круги... тут-то я поняла, что нужно срочно убрать тебя из Одессы от греха подальше.
Я закрыла глаза. Влад. Ну как я могла ей признаться?
И как я могла дальше играть в молчанку?
– Я еще не все рассказала, бабуля.
– А что еще, заинька?
– Я жду ребенка.
– Ребенка! – в ее голосе звенели слезы. – Муж знает?
– Нет. – Я набрала полную грудь воздуха. – И это не самое худшее.
– Даша?
– Худшее в том, что, скорее всего, отец ребенка не Тристан.
– Господи! – Я представила, как она крестится и трижды сплевывает. – Даша, ну?
– Скорее всего, это Влад.
– Только не Владлен Станиславский! Как же ж так вышло?
– Он сюда приезжал, мы немножко поговорили...
– Поговорили! И что ты собираешься теперь делать? Одна, брюхатая, в чужой стране…
– Бабуля, ты совершенно правильно заставила меня взять то кольцо с брюликом. Я его удачно продала. Все будет хорошо, – повторила я ее заклинание, и на этот раз сама твердо в него уверовала.
* * * * *
Как ни странно, в «Аргонавте» меня вышел встречать сам директор. Мы начали разговор, пока ехали в лифте.
– Дэвид сказал, что вы чрезвычайно его впечатлили. Не припомню, чтобы он был о ком-то столь высокого мнения.
– Приятно слышать, – просияла я. – Давно вы с ним вместе работаете?
– Мы вместе учились, – пояснил он. – А когда окончили колледж, Дэвид устроил меня в эту компанию.
Мы прошли по длинному холлу, украшенному неброскими картинами, на которых, по счастью, не наблюдалось ни острых каблуков, ни цветных клякс. Я скрестила пальцы. «Пожалуйста, боженька, пусть я получу эту работу. А если получу, пожалуйста, пусть у меня будут отдельные дверь и стены. И никаких решеток». Директор проводил меня к небольшому столу в просторной приемной. Не в отдел кадров.
– Здесь будет проходить собеседование? – спросила я, протягивая резюме и собираясь с духом.
– В собеседовании нет необходимости. Вы приняты переводом из филиала.
– Прекрасно... – радостно изумилась я тому, что так запросто получила работу.
Единственное, что меня немножко смуряло – недостача двери и стен. Бабуля, конечно, предложила бы взглянуть на дело с положительной стороны. Никаких решеток. Здесь вообще не было решеток. Я села за стол и поблагодарила своего провожатого.
Он как-то странно на меня посмотрел и распахнул дверь в угловой кабинетик, из окна которого открывался фантастический вид на непроглядный туман.
– Вот ваше рабочее место.
Можете такое представить, мои рекомендации были настолько вескими, что меня назначили старшим менеджером по работе с клиентами – самым молодым старшим менеджером в компании! Поначалу я боялась не справиться, но за неделю разобралась, что новая работа почти не отличается от старой, разве что взяток и писанины здесь было в разы меньше, поскольку бухгалтерия велась в одном-единственном варианте. У меня даже организовалась секретарша-помощница, Синди. Разумеется, некоторые вещи в природе не меняются, так офис завсегда остается офисом, с неистребимыми сплетнями и подковерной грызней, и без разницы, какой город значится в адресе – Одесса, Владивосток или Сан_Франциско. Но обо мне отзывались вполне себе ничего. Каким-то образом выдержки из рекомендательного письма Дэвида разлетелись по всей конторе.
