— Разве это не самая замечательная свадьба? — воскликнула она. — Здесь все, кто что-то значит для нашей семьи. Жерар с любопытством посмотрел на нее.
— А где семья Ноэля? Пич рассмеялась.
— Сюда пришли те, кто близок Ноэлю. Это люди с его работы. И здесь есть я. А Ноэлю больше никто не нужен, чтобы чувствовать себя счастливым.
Глядя в светящееся от счастья лицо своей очаровательной дочери, Жерар молил Бога, чтобы Пич на этот раз оказалась права.
Леони сидела в кровати и чувствовала себя усталой. Ночь была теплой и влажной, темнота так плотно окружала ее, что, казалось, она может дотронуться до нее рукой. Она проснулась от боли и дожидалась, когда утихнет пульсирующая боль в голове, наступит утро, и она почувствует себя лучше. При первых признаках бледного рассвета на небе за открытым окном она вышла на террасу, радуясь, что Джим в Париже, — она бы только помешала ему спать, ворочаясь в постели. Сегодня она благословляла свое одиночество.
Кот Шоколад, вынырнувший из теплого уголка ее постели, мягко ступая, последовал за своей хозяйкой, когда та медленно пошла по террасе, придерживая рукой тонкий халат, а прохладный ветерок раннего утра прогонял остатки ночи с ясного неба. Леони глубоко вдохнула наполненный свежестью воздух и обвела бухту взглядом человека, который знал каждый оттенок голубой воды и подмечал малейшее изменение в настроении моря. Сегодня оно было спокойным, и его лазурная вода постепенно превращалась в бледные прозрачные волны, лениво набегающие на гладкий берег. Она подумала, что никогда раньше море не было таким прекрасным.
Опустившись в глубокое мягкое кресло, Леони поджала под себя голые ноги, радуясь, что в это утро не испытала привычной скованности в теле. Сегодня тело было гибким, как у восемнадцатилетней девушки. Она смогла бы прошагать мили по холмам, как когда-то любила… но она опять замечталась. Она просто старая женщина, живущая своим прошлым. Будущее было с Пич и Ноэлем, с Вилом и их детьми.
Тепло солнечных лучей ласкало ее, пульсирующая боль постепенно стихала, прячась где-то в голове, и Леони снова задремала в мягком кресле с кошкой на коленях. Она вспомнила, как Джим говорил ей, что единственное, во что он верит в легенде о Сехмет, это то, что она сделала ее молодой навсегда, но Леони знала, что только его глаза видели ее такой. Дорогой, чудный Джим. Она помнила их первую встречу, словно это было вчера, и как впервые отдалась ему в Нью-Йорке, и как безумно влюблены и счастливы они были. Потом она убежала от него и вернулась во Францию, к своим обязанностям, но Джим разыскал ее и отдал ей самого себя и свою любовь.
Леони продремала все утро, проснувшись, чтобы выпить чаю, который новая экономка, Марианна, принесла ей, но ничего не ела. Старая мадам Френар умерла много лет назад, а Марианна прослужила у нее по меньшей мере десять лет, но она до сих пор думает о Марианне, как о «новой» экономке — возраст иногда позволял Леони довольно свободно обращаться со временем, удлиняя его или делая короче, в зависимости от настроения. Не звали ли владелицу магазина нижнего белья Серра тоже Марианной? Леони работала там, когда ей только исполнилось семнадцать, а та обвинила ее в краже красных шелковых чулок и уволила, обозвав воровкой. Она ведь заплатила за те чулки, и Марианна знала это, но она просто завидовала ей — хотя тогда трудно было понять почему. Леони хотела купить те чулки, чтобы пойти на вечеринку к Каро, она была именно в них, когда познакомилась с Рупертом… «Я увидел самые длинные ноги в красных шелковых чулках, — потом вспоминал он, — на ступенях прямо передо мной и понял, что должен встретить их владелицу». Ее платье было, конечно, ужасно коротким — ну и вид, наверное, был у нее! И сейчас, когда Леони думала об этом, она вспомнила, что засунула пять франков в верхнюю часть своей единственной пары чулок, впервые отправляясь в казино в Монте-Карло, — на случай, если проиграет. Так оно и случилось… И тогда она встретила Месье. Он давно заметил ее, понял, что она играет, чтобы выжить, и, зная, что неминуемо проиграет, ждал, когда наступит его очередь. Ясно, что Месье не нужно было играть, — он и так знал, что завоюет ее. А позже на ней были, кажется, кремовые чулки, когда она выходила за Джима? Они подходили под ее великолепный костюм с плиссированной юбкой, на ней была очаровательная шляпка с большими полями, украшенная цветами… Леони даже почувствовала залах цветов в церкви, она так хорошо его запомнила… или это запах цветов на свадьбе Пич? Да, так оно и есть… память опять подшучивает над ней. Однако странно, что шелковые чулки сыграли такую роль в ее жизни: красные — для Руперта, черные — для Месье и чисто кремовые — для Джима. Леони улыбнулась во сне.
— Мадам! Мадам Леони!
Леони проснулась, когда Марианна потрясла ее за плечо.
— Да? Что случилось, Марианна?
— Вы очень долго спите, уже почти четыре часа дня. Вы должны поесть, мадам.
Леони села и потянулась. Она чувствовала себя отдохнувшей.
— Знаешь, что я хотела бы больше всего на свете сейчас, Марианна? — спросила Леони. — Я бы хотела бокал шампанского, ну и, может, одно-два розовых бисквитных печенья, которые мне прислали из магазина, где мы покупали шампанское. Да, Марианна, — это будет великолепно.
Ворча, что питаться нужно правильно, Марианна пошла на кухню, а Леони растерянно посмотрела на себя. Босоногая, в халате — в четыре часа дня. Никуда не годится! Встав, она еще разок потянулась и почувствовала с удивлением и удовлетворением, как гибко прогнулся ее позвоночник. Она замечательно чувствовала себя, совсем как раньше. Леони решила принять ванну и надеть что-нибудь необыкновенное. Устроить небольшой праздник — возвращение новой, молодой Леони.
На вилле имелась специальная комната, где хранилась вся одежда Леони последних семидесяти лет, включая ее любимые вечерние платья, а также вся ее легендарная сценическая одежда. Как и Каро, она никогда ничего не выбрасывала, и именно здесь Пич нашла себе подвенечное платье. Леони хотела найти платье из тонкой золотой ткани, заплиссированное и обтягивающее фигуру как вторая кожа. Его сшил Фортуни. В этом платье она впервые вышла на сцену. Боже, какой испуганной была она в тот вечер, с какой неохотой вышла, чувствуя на себе горящие любопытством глаза зрителей, которые пришли посмотреть пресловутую возлюбленную герцога де Курмона! Молодая черная пантера на длинной золотой цепочке тоже дрожала от страха, и они обе не могли освободиться от него, пока Леони не вышла на сцену, освещенную прожекторами, и не запела. Она до сих пор ощущает пот, который струился по спине, и слышит глухое рычание животного, когда кончила петь, а прожектора погасили, скрыв в темноте зрительный зал, откуда в течение томительно бесконечных секунд не было слышно ни звука и который взорвался неожиданно громом аплодисментов. Все это было так давно — но платье как раз подходило под сегодняшнее настроение. То самое, в котором пьют шампанское. Праздничное платье.
