– По-моему, ты преувеличиваешь, Нелл, – сказал Александр.
– Действительно, – кивнула Элизабет. – Анна любит Долли.
– Щенка она тоже любила. Нет, я не преувеличиваю! – Она повысила голос. – Папа, мама рассказывала тебе, как Анна щипала Долли за руку? До жутких лиловых синяков?
– Нет, – покачал головой Александр и отставил бокал.
– Но это было всего один раз, – возразила Элизабет. – Всего лишь раз! И с тех пор не повторялось.
– И все-таки было, мама. Но ты не замечаешь многого другого: Долли каждый день швыряют, как игрушку, и только благодаря умнице Пиони и собственному инстинкту самосохранения девочка остается жива и невредима. – Нелл подошла к отцу и присела к нему на колено, воззрившись на него ярко-синими глазами. – Папа, так больше продолжаться не может. Иначе Долли или серьезно пострадает, или погибнет. А если Пиони случайно не окажется рядом или Анна вздумает наказать «плохую Долли» и никому ее не отдаст? Ни тебе, мама, ни Пиони с ней не справиться – Анна сильнее вас.
– Ясно, – с расстановкой произнес Александр. – Да, я понимаю.
– Мы наймем помощников, – пообещала Элизабет, метнув ненавидящий взгляд в дочь-предательницу. – Они же мать и дочь! Анна восемь месяцев кормила Долли грудью! Если мы их разлучим, Анна зачахнет и умрет.
– Мама, ты считаешь, что я об этом не подумала? – воскликнула Нелл, резко оборачиваясь к ней. – Думаешь, мне доставляет удовольствие твердить, что этих двоих надо разлучить? Анна – моя сестра! И я люблю ее! Всегда любила и всегда буду любить. Но после рождения Долли она изменилась – может, я заметила это потому, что давно не виделась с ней. Анна стала использовать меньше слов, реже соединять их в предложения. Она всегда была инфантильна, но теперь неуклонно деградирует. Сразу после рождения Долли она была нежна, обращалась с дочерью осторожно, будто понимала, что она живая. А теперь все иначе, и характер у нее начинает портиться. Анна раздражительна и своевольна – наверное, потому, что ее балуют всю жизнь. Никто ни разу даже не шлепнул ее за провинность, ее никогда и ни в чем не упрекали.
– Шлепков она не заслуживала! В отличие от тебя, – фыркнула Элизабет.
– Не спорю, – невозмутимо ответила Нелл, не сводя глаз с отца. – Папа, надо действовать.
– Нелл, ты всегда говоришь сущую правду. Да, надо действовать.
– Нет! – выкрикнула Элизабет и вскочила, облившись хересом. – Нет, Александр, я не позволю!
– Выйди, Нелл, – велел Александр.
– Но, отец…
– Иди. Остальное потом. Вот и все, – выговорил он, когда закрылась дверь. – Сначала я был «папочкой», потом «папой», а теперь я отец. Нелл выросла.
– Твоя копия – такая же холодная и бессердечная!
– Нет, она другая, но удивительная. Сядь, Элизабет.
– Не могу. – Она принялась вышагивать по библиотеке.
– Нет, ты сядешь. Я не намерен обсуждать вопрос жизни и смерти с человеком, который мечется из угла в угол, чтобы избежать горькой истины.
– Анна – мое дитя, – заявила Элизабет, упав в кресло.
– А Долли – твоя внучка, не забывай об этом. – Он свободно опустил на колени руки и пригвоздил жену к месту немигающим взглядом черных глаз. – Элизабет, несмотря на всю твою неприязнь ко мне и мою к тебе, я – отец твоих детей и дед Долли. Ты и вправду считаешь меня бесчувственным, неспособным осознать всю глубину трагедии? Думаешь, я не жалел Анну, когда узнал, что она больна? Не страдал вместе с Яшмой, которая дорого заплатила, отомстив за твою дочь? По-твоему, если бы я мог, я не попытался бы облегчить боль и страдания, которые не оставляли Анну все пятнадцать лет ее жизни? Конечно, я сделал бы все! Свернул бы горы, поменял местами небо и землю – лишь бы помочь ей. Но от этого трагедии не перестают быть трагедиями. Они развиваются своим чередом – вплоть до ужасного финала. Как и наше семейное горе. Наверное, нельзя иметь такого одаренного ребенка, как Нелл, и не поплатиться за это. Но не смей винить Нелл за то, что она такая, – это все равно что винить меня или саму себя, что Анна больна. Смирись, дорогая. Анну и Долли придется разлучить, чтобы трагедия не повторилась.
Элизабет слушала, не утирая струящиеся по щекам слезы.
– Я страшно оскорбила тебя, – всхлипнула она, – но я не хотела. Если уж говорить начистоту, я знаю: ты не заслужил всего, что я с тобой сделала. – Она заломила руки. – Ты был добр и великодушен, и я знаю – да-да, знаю! – что, если бы я повела себя иначе, мы были бы избавлены от страданий. И тебе не понадобилась бы Руби. Но я ничего не могу поделать, Александр, ничего не могу с собой поделать!
Вынув носовой платок, он встал, подошел к ней, вложил в ладонь квадратик ткани и притянул ее голову к своему бедру.
– Не плачь, Элизабет. Ты не виновата, что не смогла ни полюбить меня, ни хотя бы преодолеть неприязнь. Зачем терзаться, если уже ничего не поделаешь? Ты раба долга, но по моей вине, это я сделал тебя такой, когда родилась Анна. – Он пригладил ее волосы ладонью. – Жаль, что ты так и не ответила на мою привязанность. А ведь я надеялся, что со временем мы сблизимся. Но ты лишь отдалялась.
Всхлипы утихли, Элизабет молчала.
– Тебе легче?
– Да. – Она вытерла лицо его платком.
Александр сел на прежнее место.
– Тогда закончим разговор. Мы с тобой прекрасно понимаем, как надо поступить. – На его лице отразилась острая боль. – Ты не знаешь одного: что я поклялся Яшме никогда не отдавать Анну в сумасшедший дом. Видимо, она многое знала, но скрывала от нас. И предвидела, что будет дальше, или просто предчувствовала неладное. Итак, вот что нам предстоит. Во-первых, разлучить Долли с родной матерью, которая уже не может выполнять материнские обязанности. Во-вторых, решить, как нам быть с Анной. Оставим ее здесь, под замком, или куда-нибудь отошлем?
– А если просто оставить ее в детской, только не спускать с нее глаз?
– Нелл не одобрит. Прежде всего потому, что Анна окажется слишком близко к Долли, а ты вспомни, как ловко Анна обманывала нас, убегая к О’Доннеллу.
Элизабет нажала кнопку звонка на столике рядом с ней.
– Миссис Сертис, – обратилась она к вошедшей экономке, – пригласите Нелл в библиотеку, пожалуйста.
Через минуту появилась Нелл с гордо вскинутым подбородком. Элизабет сама подошла к ней, притянула к себе и поцеловала в лоб.
– Прости, Нелл, мне очень жаль. Пожалуйста, прости меня.
– Тебя не за что прощать, – отозвалась Нелл, садясь напротив родителей. – Я понимаю, как ты была потрясена.
– Нам надо поговорить об Анне, – объявила Элизабет.
Александр откинулся на спинку кресла, пряча лицо в тени, и Элизабет продолжала:
– Ты права, Анну и Долли надо разлучить – осталось только решить, как быть с Анной. Держать ее здесь под замком или отослать куда-нибудь?
