О существовании самого Джонни он, конечно же, прекрасно помнил. Каждый вечер он выбирал время, обычно перед тем, как уехать на ужин или уединиться у себя в кабинете, чтобы поиграть с малышом. И его улыбка, его смех, светившаяся в глазах любовь были самыми неподдельными. Столь же искренними были равнодушие и неприязнь, когда он смотрел на Кэти. И что-то еще, как будто он искал ответа на вопрос, который начинал раздражать его.
Кэти постаралась отогнать от себя воспоминания об этом загадочном вопросе, который она с удивлением встретила в его спокойных серых глазах не далее как сегодня утром, и осторожно перешагнула через ограду загона. Весенние цветы, красочными пятнами разбросанные в невысокой еще изумрудной траве, радовали ее глаз художника, алая экстравагантность маков и золото ракитника согревали сердце. Было просто невозможно оставаться раздраженной и мрачной в этом чудесном, щедром уголке Андалузии. Она уже почти полюбила этот край и чувствовала себя здесь как дома. Каждый день, пока ребенок спал, она просила Розу присмотреть за ним и отправлялась на поиски пейзажей, которые потом, когда они с Джонни вернутся домой, можно будет перенести на холст или картон.
Она не могла позволить себе остаться совсем без работы и целиком заняться воспитанием ребенка, поскольку накоплений у нее не было. И потому с ранней весны, положив Джонни в коляску, отправлялась на поиски малоизвестных уголков Лондона, делая быстрые наброски, снимая несколько кадров на фотопленку и подробно описывая цветовую гамму.
Работать по такой методе оказалось совсем не так трудно, как представлялось сначала, и то, что делала в Лондоне, она прекрасно могла делать и здесь. Ей это было просто необходимо, ведь чек за картину, на которую она наносила последние мазки, когда в ее жизнь, точно бомба, ворвался Хавьер Кампусано, дал ей возможность заплатить за два месяца вперед за квартиру и положить в банк небольшую сумму для оплаты просроченных счетов, кои при возвращении наверняка будут поджидать ее. Оставшиеся деньги она взяла с собой на случай непредвиденных обстоятельств. Больше у нее ничего не было.
Перевесив повыше на плече лямку мольберта, Кэти быстро зашагала к видневшимся неподалеку соснам. Легкий ветерок прижимал к телу тонкую ткань ее платья. У Корди отвалилась бы челюсть от удивления, если б она сейчас меня увидела! — подумала Кэти.
Пару лет назад, перед этой злополучной поездкой в Севилью, Корди нанесла ей один из своих редких визитов. Кэти тогда снимала маленькую, но очень удобную квартирку неподалеку от агентства.
— На-ка вот, можешь оставить это себе, — проговорила Корди, вытаскивая из чемодана легчайший сверток. — Хотя не думаю, что ты когда-нибудь будешь его носить, ты слишком уж чопорная и правильная, и вообще настоящий синий чулок. Так что, если оно будет уж слишком тебя раздражать, снеси его в комиссионку.
— Премного благодарна, — сухо ответила Кэти, держа платье на вытянутых руках.
Мягкая, кремового цвета ткань была почти прозрачной, само платье оказалось свободного покроя, развевающееся, без рукавов, с крохотными пуговичками из жемчуга, шедшими от обманчиво скромного выреза до низу. Было оно очень красивым и наверняка весьма дорогим.
— Для меня оно слишком дамистое, — объяснила Корди. — Не знаю даже, что на меня нашло, зачем я его купила.
Кэти тоже не носила это платье, но и не торопилась избавиться от него. Она всегда предпочитала спокойные, умеренные, строгие наряды, подходящие к ее стилю жизни и ее пониманию себя как бледной тени своей очаровательной сестры. Однако продолжала хранить его, потому что оно было красивым и несколько фривольным, а когда Кампусано велел ей взять с собой в поездку самую легкую одежду, она сразу подумала об этом платье, потому что единственными легкими вещами в ее гардеробе были хлопчатобумажные брюки и несколько таких же блузок.
И теперь ее саму удивляло, что от скольжения мягкой, тонкой материи по коже она чувствовала себя такой женственной, как будто ее тело тает, становясь единым целым с легким душистым ветерком, со жгучей лаской андалузского солнца. Она, конечно же, не считала себя ни слишком чопорной, ни слишком правильной, и уж ни в коем случае — не синим чулком. Но если быть честной, у Корди были основания так говорить.
В свое оправдание Кэти могла только возразить, что стала излишне осторожной потому, что на ее плечи очень рано лег груз ответственности. Десять лет назад она была самой обыкновенной пятнадцатилетней девчонкой, разве что немного более прилежной, чем ее подруги, ведь она уже тогда решила получить профессию, которая позволила бы сделать карьеру в рекламном бизнесе. А затем налетел шторм, изменивший жизнь всей семьи. Ее отец, никогда не отличавшийся общительностью, неожиданно объявил им, что уезжает в Южную Америку. С другой женщиной.
Мать пережила такое глубокое потрясение, что до конца своих дней так и не смогла от него оправиться. Как раньше она во всех делах опиралась на мужа, так теперь оперлась на Кэти, ища у старшей дочери и моральной, и практической поддержки. Когда Корди начала совсем отбиваться от рук, именно Кэти пришлось устанавливать правила поведения и следить за тем, чтобы они соблюдались…
Опустившись на сухую землю под тенью раскидистых сосен, Кэти прогнала воспоминания в самые отдаленные уголки памяти и принялась наблюдать за миниатюрной ящерицей с похожими на драгоценные камни глазками; вот она быстро пробежала по грубой коре дерева и неожиданно исчезла, махнув на прощанье хвостом.
Отдохнув, Кэти поднялась и вышла на опушку рощицы. Перед ней миля за милей расстилались бесконечные поля. Земля в этой части поместья Кампусано не годилась для виноградарства и была отдана под поля пшеницы и оливковые рощи, здесь занимались скотоводством и разводили лошадей.
Если подняться по пологому склону на вершину ближайшего холма, то, по всей видимости, откроется великолепная панорама: темные вечнозеленые сосны, свежая зелень виноградников и далеко-далеко, на вершине соседнего холма, очертания белоснежного дома. Мог бы получиться чудесный пейзаж.
На полпути ноги сами остановились. Кэти задыхалась от жары, голова гудела, и она уже ругала себя за то, что не догадалась захватить с собой воды, ведь если не повстречается Рафаэль или кто-нибудь другой из рабочих с машиной, то назад по такой жаре не дойдешь. Как же быть?
И тут случилось чудо. Кэти, никогда не верившая в чудеса, была поражена: точно услышав ее жалобы, у подножия холма показался всадник. Скорее всего, он объезжал пастбища, проверяя загоны для скота, или что-нибудь в этом роде, и уж наверняка в такую жару у него была с собой вода.
