— Я все прекрасно понимаю. — Нолан смотрел теперь на неспокойный океан. — У Пэгги рот с Большой Каньон.
Клео взглянула на коричневый пакет в своих руках. Нет, она не могла объяснить «Зеркало» кому бы то ни было. Это было нечто сокровенное, часть ее самой тайной сущности. Книге она доверила скрытые мечты и фантазии, обнажила свою глубоко чувственную душу.
Она соединила воедино страсть, спрятанную внутри, и невыносимое одиночество, и тогда родился рассказ о поисках женщиной духовной близости и физического слияния.
Полтора года назад повествование само собой вылилось на бумагу. Книга вышла месяц назад.
Критики в целом весьма хвалебно отозвались о «Зеркале». Одна Клео знала, что никто из них ее по-настоящему не понял. Для них книга было эротикой одинокой личности, женщина-автор в плену собственного воображения и откровенных подробностей, где партнером ее был некий мужской элемент ее натуры.
Они не могли постичь важность мужчины в зеркале.
Работа над книгой была своего рода очищением для Клео. Она осознала, что хочет продолжать писать, хотя никогда больше не создаст книгу, подобную «Зеркалу». Она больше в этом не нуждалась.
— Как бы мне хотелось все тебе объяснить, — сказала Клео. — «Зеркало» для меня единственная и неповторимая книга.
— Я тоже на это надеюсь. Я ее немного почитал вчера вечером и не могу поверить, что ты ее автор. А ты даже отказалась спать со мной. — Он с упреком посмотрел на Клео. — Наверное, это к лучшему. Куда уж мне до тех фантазий, которые ты измыслила в чертовой книге. Да они не под силу никакому мужчине. Женщина в твоей книге занимается любовью сама с собой. Ей ведь не нужен мужчина, правда?
— Нолан, ты опять ничего не понимаешь.
— Нет, понимаю. Теперь я знаю, почему ты отказалась спать со мной. Совсем не потому, что ты такая безгрешная. Ты решила, что обычный мужчина не даст тебе того, что даст твое воображение и хороший вибратор.
— Немедленно замолчи. — Клео невольно отступила назад. — Я не желаю слышать больше ни одного слова. Повторяю, ты ничего не понял.
— Зато я понял, как эта книга мне навредит на выборах в законодательные органы штата следующей осенью. Она сделает из меня посмешище для всей прессы.
Клео была сыта по горло.
— Успокойся, ты спасен. Что до меня, то я не хочу тебя никогда больше видеть. Разве только мы столкнемся тележками в супермаркете.
— Господи, Клео, я не хотел, чтобы все так кончилось. Просто я начал очень серьезно относиться к нашей дружбе.
— Не терзайся. У тебя хватило здравого смысла прервать наши отношения, прежде чем я испорчу твою блестящую политическую карьеру.
— Дело не только в этом, Клео, — пробормотал он. — Ты мне нравилась. Я хочу сказать, ты мне по-настоящему нравилась.
Клео вздохнула.
— И ты мне тоже нравился, Нолан. Хочешь верь, хочешь нет, но ты мне продолжаешь нравиться. Пожалуй, я даже буду голосовать за тебя на выборах осенью.
— Спасибо. — Он не знал, что еще добавить. — Послушай, я ничего никому не скажу о книге.
— Очень тебе благодарна.
— Тогда, наверное, все. Ну как, никаких обид?
— Ну конечно. Никаких обид.
Клео повернулась и направилась к машине. На полпути остановилась, настигнутая внезапной мыслью, и пошла обратно.
— У меня к тебе один вопрос, Нолан.
— Какой?
— Как ты узнал насчет книги?
Он сжал губы.
— Кто-то положил ее в мой почтовый ящик вместе с запиской.
Клео вздрогнула.
— Ты говоришь, с запиской?
— Да, я тебе ее отдал вместе с книгой.
Клео кивнула и вернулась к машине. Некоторое время она сидела за рулем, наблюдая, как Нолан завел мотор и тронулся по узкой дороге к городу.
Когда его машина скрылась из виду, Клео медленно открыла бумажный пакет. Она долго смотрела на обложку «Зеркала», затем открыла книгу и вытащила из нее листок бумаги. Записка была короткой, но по существу.
«Царица Нила — это Царица Разврата. Человек с большим будущим не имеет права встречаться со шлюхой».
Тон записки будил неприятные воспоминания. Он был удивительно схож с анонимным письмом, полученным Клео в прошлом месяце.
После первоначального шока Клео попыталась забыть о письме. В конце концов, письмо ей переслали через издательство, и Клео убеждала себя, что отправитель не знает ее настоящего имени.
Но теперь она не сомневалась, что кто-то, он или она, не только знал ее как автора «Зеркала», но и решил наказать за написание книги. И этот человек знал, кто она и где живет.
Дрожащей рукой Клео повернула ключ в замке зажигания. Она торопилась как можно скорее укрыться за спасительными стенами гостиницы.
Макс остановился у дверей гостиной. Участники семинара заполняли комнату, меблированную в непонятном стиле. К ним обращался человек с седыми, аккуратно уложенными волосами, массивными золотыми часами и большим кольцом с бриллиантом. На нем был модный пиджак и кожаные ботинки ручной работы, которые стоили по меньшей мере столько же, сколько и ботинки Макса. Макс сделал вывод, что семинарские занятия определенно приносят значительный доход.
— Мое имя Герберт Т. Валенс, и знаете что? Мне нет равных. — Валенс излучал энергию, он почти подпрыгивал, окидывая слушателей возбужденным взором. — Я единственный в своем роде. Я могу достичь чего угодно. И знаете что? Вы тоже можете достичь чего угодно. Повторяйте за мной все, все до одного. Я единственный в своем роде.
— Я единственный в своем роде, — повторила аудитория в один голос.
— Мне нет равных, — провозгласил Валенс. Похоже было, что он вот-вот задохнется от восторга и энтузиазма.
— Мне нет равных, — подхватила аудитория.
— Я могу достичь чего угодно, — подсказал Валенс.
— Я могу достичь чего угодно.
— Сила позитивного мышления нисходит к нам с неба, — объявил Валенс, сияя победной улыбкой. — Это чистая энергия. Чистое горючее для заливки в ваши творческие моторы.
Макс с интересом наблюдал, как Валенс, словно на крыльях, перелетел через комнату к развешенным на стене схемам.
— Я пришел, чтобы открыть вам тайну обладания всем, что является основой жизни, — поучал Валенс. — Деньги, власть, успех, вера в свои силы, всем этим вы будете обладать, следуя моей простой программе из пяти пунктов. Вы хотите носить такую одежду, как я? Вы хотите ездить на «порше»? По окончании обучения все это будет в вашем распоряжении. Даю вам слово.
Макс потерял интерес к Герберту Т. Валенсу и направился в вестибюль. Он остановился перед первым из серии морских пейзажей, украшавших стены, и некоторое время его разглядывал.
В картине не было ничего заслуживающего внимания. Техника никудышная, композиция статичная, а цвета невыразительные. Все свидетельствовало о том, что перед вами работа любителя. Джейсон не ошибался, называя себя бесталанным художником.
