– Всегда.
– Справимся, – заканчивает он за меня.
– Да, справимся. С тобой мне не страшно. А тебе со мной?
– Э-э… Как бы мне, в принципе, не бывает страшно, – привычно хорохорится.
– Ой, ну, конечно… Гроза района, – смеюсь.
– Не, гроза района – это ты, Титова. Я просто Божище Градский.
– Ага, – важно кивает. – И весь твой, святоша. Пользуйся.
– Я пользуюсь.
– Мало.
– Кому это мало? Мне хватает.
– Мне – мало.
– Ага.
Глава 9
Ярослав
Распечатываем вторую неделю. Скручивается восьмой день, девятый, десятый… Сука, десять суток! Десять чертовых суток! Оставаться вменяемым становится очень сложно. На мозги давит все и сразу. Замкнутое пространство, тишина, темнота… Стены будто сжимаются. Кислорода словно все меньше. Накручивает? Когда мы с ума сходить начнем? Или уже?
– Ярик… Яр… – шелестит Машка в шею.
Дыхание спирает, когда обнимает со спины. Всем своим идеальным телом прижимается.
Рота, подъем, бл*дь!
– Мм-м? – отзываюсь бессвязно.
– Не спишь?
Она совсем ни хрена не соображает, когда вот так касается губами моего затылка? Все волоски по телу дыбом встают. И не только волоски, да… Эрекции болезненная, раскаленная, ноющая. Член явно готовится к прочим херам отвалиться, если в ближайшее время не поместить его в благоприятную среду. Очень влажную, тесную и горячую благоприятную среду…
Просто жесть, так встрять!
– Яр?
– Не сплю, Маш, – произношу на выдохе, почти не размыкая губ. – Как я могу уснуть, если ты бубнишь в ухо?
– Ярик, миленький, я не могу уснуть. Поговори со мной.
Лбом в холодную стену негромко впечатываюсь. А хочется уже с размаху! Чтобы мозги наружу полезли. Если мое напряженное тело до «откидки» не разобьет какой-нибудь эпилептический тремор, поистине чудно будет!
Нервы на износе, но я, как обычно, уступаю святоше.
– Задавай тему.
– Может, в города сыграем?
Какие, нахрен, города?! Нам что, по пять лет?!
– Ха-ха, если только на раздевание.
– Яр…
– Одесса-ёб-ее-мама, – раздраженно даю старт.
– Анталия, – отбивает Машка с повышенным восторгом.
Горячим дыханием шею мне лижет.
– Ялта.
– Алжир!
– Рио-де-Жанейро, бл*дь.
– Олюдениз, – смеется и жмется еще ближе.
Ощущаю, как ее мягкие сиськи на моей спине расплющивает. Соски ее, черт возьми, чувствую.
Прикрывая веки, мысленно какие-то мудреные молитвы воспроизвожу. Главная из которых: «Не дай зафиналить в штаны».
– Яр! Так долго думать нельзя!
Я ее… Сейчас как втрамбую в матрас, все свои географические познание потеряет, Энштейн, мля!
– Десять, девять, восемь, семь, шесть… Думай-думай!!! Пять, четыре, три, два…
– Зверево!
– О-о-о… А это где?
– Хрен его знает. Где-то.
– Выдумывать нельзя, помнишь?
– Ничего я не выдумывал. Это небольшой российский город, – встретилось в сети и отложилось в памяти. – Играешь дальше, или спим?
– Играю! – почти верещит. В застывшей тишине этот звук как будто эхом расходится. – Оран!
– Неаполь.
– Мм-м, Люксембург.
И снова в меня сиськами бьется. Ладошками грудь сдавливает – аж дыхание выбивает.
Какие города? Не соображаю. Особенно, когда одна ее рука дерзко, типа, щекотно, отправляется в поход по моему животу.
– Я-я-я-ярик… – дразнит и торопит, гуляя пальцами все ниже. На автомате задерживаю дыхание и мышцы напрягаю. – Ого, ну у тебя и пресс, Градский! Можно под футболкой потрогать? Ты такой твердый… – да, пиздец, какой твердый! Ты даже не представляешь, какая радость… – Можно? Я-я-яр-р-р…
– Нет, нельзя, – шиплю со скрипом.
Перехватывая ее пальцы, машинально сжимаю.
– А-а-а-у, – вскрикивает Машка. – Больно, придурок… – и кусает меня за плечо.
Перед глазами скоростным паровозом калейдоскоп мигающих лампочек летит. Убивает, на хрен. Резко разворачиваясь, не владея примитивным набором приличных слов, пытаюсь что-то сказать ей. Вот только из-за смещения наших тел это долбаное ложе прогибается, и я, право слово, нехотя на Машку наваливаюсь.
И тут-то… Мириада звезд такая несется, словно на ковре-самолете в Бангладеш слетал!
Я понимаю, что продолжения не будет… Понимаю… Шутки шутками, но Машку трахать нельзя. Сука… Мне даже думать о таком не велено. И тем более такими словами, потому что… Это ведь Маруся Титова, мать ее…
– Ярик… – сдергиваю себя с кровати быстрее, чем она успевает закончить. – Ты куда?
Замираю в темноте.
Куда тут двинуться? Опускаюсь на Машкину постель.
– Напомни, святоша, на какой букве закончили? – стараюсь, чтобы голос звучал легко, мол, мне чрезвычайно весело.
– Я сказала: Люксембург… – растерянно тянет «сеструля».
Кодовое слово, черт возьми!
– Гамбург, – оживает мозг.
Запах ее все еще стоит в легких, но хоть тактильный контакт разорван.
– Гётеборг!
Что, блин? Ладно…
– Гонконг.
– Грюнберг!
– Ты решила меня выбесить этой буквой? – шиплю в темноту.
– Разорви, – и хихикает, зараза. – Вспомни с другим окончанием.
Напрягаюсь сильнее, чем на экзамене по географии, и выдаю победно:
– Грозный!
– Йёнчёпинг! – орет Машка на весь бункер и вовсю хохочет.
– Я тебя сейчас… – выдыхаю вкрадчиво, больше для себя, прежде чем подорваться на ноги.
Когда хватаю ее на руки, она от неожиданности визжит, как потерпевшая.
– Ярик, дурак, блин, – возмущается дребезжащим голоском. – Здесь же темно и страшно… Я испугалась!
Подбрасывая в темноте, ржу, когда она вновь орет. Встряхиваю и на плечо закидываю.
– Трусы хоть сухие?
– Пошел ты в жопу!
– Не ответишь, сам проверю.
Двигаю ладонью по задней поверхности ее бедра вверх, целюсь к развилке ног. Машка вдруг вместо того, чтобы визжать и извиваться, резко цепенеет. Кажется, что и дышать перестает. Я так точно… Веду выше и выше. Ощущая округлость ягодицы, глаза прикрываю. Сдвигаю ладонь внутрь… Слышу,
