любимому. К тому же он всё также держал закрытыми глаза, и это позволило мне расслабиться, ведь, как ни странно об говорить, Дар меня не видел. Он просто меня любил.
И я… я тоже любила и безумно хотела его. Потому что долгими зимними ночами, когда на меня вдруг нападала бессонница, я вспоминала нашу брачную ночь и вновь переживала те восхитительные ощущения, которые сейчас испытывала наяву, а не в воспоминаниях.
Я очень сильно хотела Дара — до боли в скулах, до прерванного крика в горле, буквально до сумасшествия. Сколько можно жить воспоминаниями? Ведь я не железная.
Не думая о последствиях, о том, что будет, если вдруг сейчас в палату Сафарова захочет войти медсестра фрау Майер или дежурный врач, я попросила Дара меня взять.
И он взял. С такой же неистовой страстью, с таким же оглушительным напором, с такой же головокружительной нежностью, как это было почти шесть лет назад. О, аллилуйя! Что ещё нужно для счастья?
Иль ты приснилась мне?..
Перед тем, как ввести анестезию, врач сказал Сафарову, что если всё пройдёт нормально, через несколько дней его выпишут из больницы. Эльдар тут же решил, что всё так и будет.
Однако после операции он почувствовал себя неважно. Периодически его подташнивало, кружилась голова, и весь день слипались глаза. Он ненадолго засыпал, потом просыпался и скоро опять забывался беспокойным, зыбким сном.
Несколько раз к нему палату входила фрау Майер — как он догадался, это была ещё одна медсестра, которая менялась дежурством с фрау Вебер. Высокая худощавая блондинка, она возвышалась над его постелью, как каланча, и говорила тоже сверху, как будто наклониться к пациенту для неё было чем-то абсолютно недопустимым или унизительным.
Неудивительно, что Сафаров просто на дух не выносил фрау Майер. Впрочем, фрау Вебер он также не жаловал за её равнодушный бесстрастный голос, круглые тёмные очки, как у кота Базилио из сказки “Приключения Буратино”, но особенно — за её провокацию, которую она ему устроила, когда он сообщил, что хочет перевестись в другую больницу.
И тогда эта слишком худая, плоская, как доска, дамочка стала его подначивать, будто он боится неприятных ощущений после операции. При этом дама почему-то так волновалась, что её дурацкие очки чуть не слетели с носа. Хотя обычно она спокойная, как удав.
Эльдар мрачно подумал, что скорее всего за больных, которые лежат в стационаре после операции, медработники получают надбавку к зарплате. Ничего личного, просто деньги.
Никогда в жизни Сафаров не поднимал руку на женщину, но в ту минуту еле сдержался, чтоб не ударить наглую медсестру по её бледно-розовым губам. Тем не менее, его мужское самолюбие было задето, и он остался в этой больнице, хотя во Франкфурте таких заведений полным полно. Однако для Эльдара это был уже вопрос чести — сделать здесь операцию и потом уйти с гордо поднятой головой, как то подобает настоящему мужчине.
Операцию сделали, но, может, из-за наркоза состояние усталости и разбитости во всём теле не оставляло его ни на минуту. А так как в больнице Эльдар лежал всего второй раз в своей жизни, ощущение собственной некоей беспомощности его дико бесило. Естественно, визиты фрау Майер улучшению его самочувствия и настроения точно не способствовали.
Поэтому всякий раз при её появлении в палате он поворачивал голову к стенке, чтобы её не видеть. Медсестра изо всех сил старалась быть вежливой, но по-прежнему её скрипучий голос Эльдар слышал откуда-то сверху. Наверное, их неприязнь была взаимной.
Но так как в обязанности медсестры входило следить за состоянием прооперированного пациента, периодически фрау Майер навещала Сафарова. А потом вдруг взяла, и пропала.
Эльдар расслабился. Тошнота прошла, голову отпустило, только по-прежнему слипались глаза. Хотя, в принципе, это неудивительно, ведь проблемы с глазами у него начались ещё раньше — сразу же после аварии. Ясное дело, операция только усугубила проблему. Но, если верить окулисту, которого пригласили для осмотра русского пациента, со временем боль в глазах пройдёт. Это просто шоковая реакция организма на ДТП
Однако Сафарова больше беспокоило даже не это, а мысли о Марте, которые, стоило ему очутиться в больнице и перестать заниматься бизнесом, тут же взяли его в свои тиски.
Может, поэтому он и перенёс наркоз так тяжело, что несмотря на настоятельные советы врачей постараться выбросить все проблемы из головы и поспать, перед операцией Эльдар в очередной раз не спал, а прокручивал в голове события давно минувших лет. Разумеется, никакого смысла в этом не было, но мысли о Марте сами лезли в его голову.
Может, ему не удаётся отвлечься от этих мыслей из-за характерного терпкого аромата лаванды, который напоминает ему об утерянной для него любимой женщине, и который он регулярно чувствует благодаря всё той же фрау Вебер?
Но как Сафарову забыть тот пригласительный билет на их свадьбу, на котором нервным, торопливым почерком было написано три слова: “Прощай. Забудь. Не ищи”?
Перед самой свадьбой сестра Инара показала ему два оставшихся незаполненными билета и ради шутки их подписала: отдельно для Марты, отдельно для Эльдара. Получилось, будто бы они пригласили друг друга на свою же собственную свадьбу.
Видимо, за неимением другой бумаги Марта воспользовалась билетом, на котором стояло её имя. Эльдар обнаружил этот билет на следующий день рядом со своей подушкой. А сама Марта исчезла, как будто её никогда и не было, как будто не было их свадьбы.
Конечно, вся его многочисленная родня была в шоке, когда ближе к полудню он вышел один из своей комнаты. Но никому даже в голову не пришло подумать что-то плохое про Марту, в смысле её девичьей чести, потому что на Сафарове, раздавленном неожиданным исчезновением своей невесты, лица не было.
А Инара — суеверная, как и все восточные женщины, впоследствии не раз жалела, что она, не подумавши, подписала два злосчастных пригласительных билета, и получилось, будто она, пусть и на бумаге, разлучила брата и его невесту.
Но в ночь после операции Сафарову то ли приснилось, то ли почудилось, будто бы Марта опять рядом, будто бы она говорит ему, что любит его, и что он занимается с ней любовью. Ощущения были настолько явственными, что утром он долго не хотел просыпаться, смакуя подробности минувшей ночи.
А когда, наконец, он заставил себя открыть глаза, то ничего не понял. Его постель была так нещадно смята, как если бы он и вправду любил на ней Марту. А ещё в палате стоял еле уловимый аромат лаванды. Но Эльдар
