ним так глупо, словно я во втором классе.
– Иди кушать, детка. – Она сварила куриный суп с золотистым бульоном и посыпала в тарелку свежий укроп.
Пахнет потрясающе, в животе сразу заурчало. Хозяйка маленькой уютной квартирки тепло улыбнулась.
– Волнуешься?
Я кивнула и взялась за ложку. Есть и правда хочется, да и она старалась, отказываться невежливо.
– А вы нет? – спрашиваю, подняв на нее глаза.
Она вздрогнула, а потом по ее щеке покатилась слеза.
– Не место детям среди войны. Ой, не место. – Женщина нервно разломила хлеб и стала рвать его на кусочки, кроша на стол. – Вот посмотри на себя. Тебя же привезли перепуганным ребенком, а сейчас что? Ну что?! – Она поднялась и стала расхаживать по крохотной кухне. – Такая повзрослевшая всего на пару дней.
– Я всегда такой была, – пожимаю плечами и с огромным удовольствием проглатываю первую ложку ароматного обеда. – Просто… – задумалась, не зная, что еще сказать. – Так вышло, вот и все.
В куклы играть перестала еще в первом классе, зато быстро научилась попадать в мишень и разбирать автомат. Только как мне это поможет? Никак! Я всего лишь слабый ребенок, которому хочется детства. Чтобы пожалели, чтобы платья, прически. Чтобы папа рядом был, а не где-то там на полигонах. Чтобы с подружками в кино ходить, чтобы они были, эти подружки. Но это мечты, а здесь я готова тоннами чистить картошку, жарить ее круглосуточно, если понадобиться, только ради того, чтобы услышать его: «Спасибо. Давай я помою посуду»; или ворчание уставшего отца: «Насть, ну чего ты шелуху по полу раскидала». Раньше обидно немного было, а теперь я жду всего этого, их жду.
Где же они?!
Еле доела, поблагодарила тетю Люду, вымыла за собой тарелку и ушла в комнату. Даже спрятаться негде в этих маленьких квартирках, осталось лишь подойти к окну и слушать, когда же постучат в дверь, но никто не идет и не идет. Новостей нет и впереди еще одна бессонная ночь. Я закрыла глаза и стала считать воображаемые звезды, настоящие же отсюда не видно, лишь темный потолок и тишина.
Раз. Два. Три. Десять. Тридцать. Сто пятьдесят. Триста…
Услышав тихие шаги за дверью, подскочила с кровати так, что закружилась голова. Подбежала к двери, уставилась в глазок. А там всего лишь сосед тети Люды вернулся с дежурства. Зачем я сегодня у нее осталась, не понимаю, но возвращаться в еще одну пустую квартиру мне не хочется. Дома все время одна и там, в комнатке Сергея, без него пусто. На рассвете я вновь подошла к окну. Там стреляют. Это слышно эхо с тренировочного полигона. А что если попроситься к ним?
В двери щелкнул замок, в квартиру тихо вошел дядя Камиль. Увидев меня, стоящую в длинной красной футболке моего спасителя, мужчина ни грамма не удивился, лишь отрицательно помотал головой, отвечая н немой вопрос, и тихо, чтобы не разбудить жену, ушел в душ. Только зашумела вода, как вновь затихла. Дядя Камиль выскочил из ванной, спешно натягивая на себя ту же рубашку, в которой вернулся домой.
– Одевайся, – смеется он, больше не снижая тона. – Приехали!
Я приоткрыла рот, но тут же захлопнула и понеслась искать платье. Тетя Люда подскочила с кровати и тоже стала быстро собираться. Я даже перед зеркалом покрутилась, проверяя, нигде ли ничего не помялось. Так хочется для папы выглядеть лучше. Волосы скрутила резинкой в обычный конский хвост, и мы побежали все втроем на улицу.
Выскочив из подъезда, я замерла, только ноги отстукивают нервно по бетонному крыльцу. На территорию въехали две машины, но солнце слепит уже с утра так, что я не могу разглядеть водителей, а сбоку окна тонированы. Заламывая пальцы, закусывая губу я жду… жду… жду…
Открывается задняя пассажирская дверь первого автомобиля, из нее выходит военный с перекинутым через плечо автоматом, а за ним еще один. Я уже готова разрыдаться. Тетя Люда держит меня за плечи, и пальцы ее сжимаются так, что становится понятно, она тоже переживает.
Вот и вторая машина начинает разгружаться, и дыхание перехватывает, когда я вижу его.
– Папа!!! – с визгом срываюсь на бег и ударяюсь всем телом о твердое, грязное, израненное, но такое родное тело отца. – Папочка, – больше не сдерживаю слез. – Папочка, – повторяю единственное слово. – Ты вернулся. Они спасли тебя. Папочка…
Он прижимает меня к себе так крепко, как может, и что-то говорит хриплым голосом, но я не могу разобрать из-за собственной истерики. У меня дрожат руки и нижняя губа, слезы, не переставая, катятся по лицу.
– Тише, моя смелая девочка, – начинаю понимать, что он говорит. – Самая смелая. Я так горжусь тобой! – он все же гордится, только разве теперь это важно? Вот он, здесь. Живой!
– Насть, – слышу еще один голос, тоже успевший стать таким родным.
Я развернулась к Сергею зареванным лицом, а он по-отечески поднял меня на руки и щелкнул по носу.
– Нашел. Доставил. Не реви, малая, – пытается шутить.
Он тоже устал. Под глазами залегли тени, но вместо того, чтобы идти отдыхать, как спешно делает вся его команда, он здесь стоит и успокаивает чужого ребенка. Меня.
– Я твой должник, – тихо говорит отец, обращаясь к спасителю.
Сергей морщится от этих слов и опускает меня на землю.
– Дочь береги. Она у тебя замечательная. Это самая лучшая расплата.
К нам подошли медики и повели папу к госпиталю, а Сергей пошел к административному корпусу вместе с дядей Камилем.
– Я знала, что ты жив, – говорю отцу. – Верила.
Он устало, но счастливо улыбнулся, и, отпихнув руку одного из санитаров, прижал меня к себе.
– Я только потому и жив остался, Настенка, – говорит папа. – Потому что ты в меня верила.
Восемь лет спустя
– Мы едем с тобой! – безапелляционное заявление любимой женщины.
– Настя, там война, понимаешь?! – зло шиплю на нее, чтобы не разбудить детей.
– У тебя везде война, Сереж. А я замуж знала за кого шла! Я обещала, что рядом буду, и гарнизонная жизнь меня никогда не пугала. Тем более там поселение закрытое.
Закатил глаза. Уже созвонилась с женой Сафонова.
– Ну, Сереж, – обняла меня за шею и в глаза заглядывает, зная, что я этого не выдержу. Погладила ладонью по небритой щеке.
– Сереж… – зовет снова. – Ну не молчи. Да, я звонила Люде. Они там второй год, между прочим, и ничего. Ты на полгода уедешь. Это минимум. А там рядом будем. Дети тебя будут видеть.
Поднял ее за талию обеими руками, быстро поцеловал в губы и улыбнулся, намеренно потираясь бородой о щеку. Настя смеется и отстраняется.
– Ну что ты
