за старшим братом? — смеется она.
И это, черт бы ее побрал, идеальный смех! Я ненавижу ее еще больше, всю такую красивую и такую мерзкую. Предательница! Дважды предательница!
— Зачем ты здесь? — повторяю свой вопрос.
— Приехала поговорить с родителями и Захаром. Ты все еще дуешься на меня? — улыбается она.
В смысле, я дуюсь?! Что за странная формулировка? Будто она мне на ногу наступила, а я два года на нее обижаюсь.
— Дуются дети, а ты меня бесишь.
— Стась, — тормозит мама, положив руку мне на плечо и отрицательно качнув головой. — Иди к себе, я тебе сейчас туда обед принесу. Хочешь?
Я чувствую себя ребенком. Меня просто выгоняют из кухни, чтобы не слушала взрослые разговоры. Так обидно становится.
— Ее обедом покорми. И можно яду подсыпать. Может успеем труп вынести до возвращения Захара!
— Стася! — вскрикивает мама.
Что, Стася?! Стася защищает брата, но ее никто не слушает!
Ухожу к себе, сажусь на кровать, подтягиваю на колени дельфина и обнимаю его обеими руками. Захару сейчас звонить бесполезно, до шести он вне зоны. На часах уже практически три. То есть Алиса будет сидеть у нас до его возвращения? Серьезно?!
Шмыгнув носом, решаю позвонить папе. Может хоть он возьмет трубку, приедет и выгонит ее отсюда. И к сыну своему не подпустит. Пусть стерва возвращается домой первым же рейсом. Так хорошо без нее было. Захар перестал быть тенью, между нами появилась какая-то очень глубокая, пока плохо объяснимая связь, и я даже готова потерпеть его гиперопеку, лишь бы не вернуться назад, особенно в первый год после их расставания.
Включив на громкую, нервно глажу дельфина и слушаю длинные гудки в трубке.
— Что-то случилось, маленькая? — тепло и по-доброму спрашивает папа. Один, наверное, у себя в кабинете, вот и напоминает через слова, как он на самом деле меня любит.
— Алиса приехала, — чувствую, как голос дрожит сильнее.
— Твою мать… — выдыхает он. — Она у нас что ли?
— Да, — всхлипываю, не в силах больше держать эмоции внутри.
— Чего ей надо? — его голос перестал быть теплым. Сейчас об него можно порезаться.
— Поговорить с вами и Захаром. Мама с ней на кухне, — сдаю любимую родительницу. — Пап…
— Ч-ч-ч, ну ты чего, детка? Не реви, — он старается быть мягче. — Разберемся.
— А можно ее просто выгнать? Желательно сразу в аэропорт. Ты же можешь?
— Стась, давай я с мамой сейчас поговорю, ладно? Потом приму решение. А ты прекращай слезы лить и садись заниматься лучше. Сейчас твои мысли должны быть только об учебе. С остальным разберутся взрослые.
— Да я тоже взрослая! — подпрыгиваю на кровати.
— Взрослая, — снисходительно и с улыбкой. — Все, детка, мне пора. Не грусти. Маме наберу сейчас.
Ложусь на кровать в обнимку с плюшевым подарком Захара. Слышу, как у мамы звонит телефон. Как она проходит мимо моей комнаты, уже разговаривая с отцом. На меня вдруг впервые накатывает ощущение, что я тут чужая. Оно такое болезненно-острое. Зарождается в животе и расползается по всему телу.
Это ведь моя семья, у меня другой нет. Я их очень люблю и знаю, они меня тоже, но вот в этой ситуации кажется, что меня отделили от семьи, отодвинули в сторону. Они же сами все решают, они все взрослые, а меня отправляют делать уроки, будто мне семь. Наверное, чтобы не мешалась.
Если бы я не смотрела на дверь, вряд ли бы услышала, как в комнату заходит мама. Она тихо подходит к кровати, садится рядом и гладит меня по волосам.
Дурацкое ощущение сразу проходит.
Нет, не чужая я здесь. Сквозь слезы вижу это в ее глазах. И мне становится стыдно за то, что такое пришло в мою дурную голову.
— Алиса ушла, — сообщает мама. — Вечером должна вернуться.
— Мам, — рвано выдыхаю, — ты забыла, как Захару было плохо? Ты забыла, сколько его ломало? Зачем?
— Не плачь. Я все очень хорошо помню. И мое сердце обливалось кровью вместе с его. Но ты… — она грустно улыбается, — Ты пока не понимаешь. Такая любовь не проходит, не оставляя следов. И еще человек имеет право на второй шанс.
— Она предала она! Она не заслуживает! — крепче прижимаю к себе дельфина.
— Жизнь, она такая, малыш. Захар уже большой мальчик. Пусть он разберется с этим сам. Я не одобряю визит Алисы, но считаю, что лучше так.
— Как лучше? Кому? Ему не будет лучше!
— На виду, Стася. Лучше, если мы с отцом знаем, что Алиса здесь, и сможем поддержать Захара. Чем они бы встретились тайно, и мы бы потом не понимали, от чего его лечить. Напоминаю, твой брат теперь взрослый. Он бы закрылся и не стал говорить. Это гораздо хуже. Ну все, не реви. Чего ты заранее его хоронишь? Если отболело и он отпустил, будет просто разговор, и Алиса вернется домой.
— А если нет?
— Это его выбор, Стась.
— То есть ты отдашь своего единственного сына этой? — киваю на закрытую дверь своей комнаты.
— Что значит «Отдашь»? Он же не вещь, чтобы им другие распоряжались. Папа обещал сорваться с работы пораньше и встретить Захара возле Академии.
— Значит вам не всё равно? — пружина в животе начинает плавно разжиматься.
— Ну конечно нет, глупыш. Однажды у тебя тоже случится первая любовь, — она с теплой улыбкой снова перебирает мои волосы. — Сильная-сильная. И я буду молиться, чтобы ты была счастлива в этом чувстве. Твоему брату повезло меньше. Так тоже случается. Теперь это его опыт. Зато, когда Захар влюбится снова, уверена, все будет совсем иначе. Вытирай слёзки, моя девочка. Давай вместе приготовим нашим мужчинам что-нибудь особенное. Они приедут голодные.
— И расстроенные.
— Да перестань, — тихо смеется мамочка.
— Не могу. И не понимаю, — отложив дельфина, сажусь на кровати.
— Поймёшь, когда еще немного повзрослеешь. Или у тебя появится мальчик, — подмигивает она.
— Мне кажется, и тогда не пойму, — тянусь за расческой, чтобы собрать растрепанные волосы в хвост.
— В тебе говорят максимализм и излишняя категоричность, — улыбается мама. — Поверь, это проходит. Кстати, о мальчиках, — она забавно играет бровями. — Мне звонила мама мальчишек Зориных. Клим
