Он ложится сверху, крепко обнимает. Нащупывает мою ладонь, кладёт на член. Вяло пытаюсь ласкать, сил нет, тело, будто ватное и очень ленивое, я расслаблена до невозможности. Но Миша тоже на пределе, пару касаний и чувствую, как живот обдаёт тёплым.
Франт тяжело дышит, уткнувшись мне в шею, обнимаю его руками и ногами. Мы потные и липкие, но я так счастлива и благодарна ему за этот секс, что мне совсем не хочется его отпускать.
— Миша, это просто космос, ты, правда, хорош! — шепчу игриво, прикусив его мочку.
Миша старательно удерживает вес на локтях, чтоб не раздавить меня, чувствую, как он дрожит, ловит отходники после разрядки, хрипло смеётся.
— Обращайся! — улыбается мой самый красивый в мире сосед.
Глава 12.
Михаил
—Какая у тебя фамилия? Никогда не спал с девушкой, не зная её фамилии.
— Вересова, — смеётся Мирослава. — А у тебя?
— Рой. Когда меня усыновили, стал Даллас, но как только достиг полного совершеннолетия, сразу поменял фамилию. Никогда не чувствовал себя Даллас, а Рой — это фамилия моего учителя математики. Именно он привил мне любовь к науке и заставил мои мозги работать.
Вообще, я не люблю откровенничать, но с ней это получается само собой.
Моя соседка сидит, напротив, завёрнутая в простыню и хрустит огурцом. После секса мы проголодались, и Мира сделала бутерброды с колбасой и нарезала овощей. Весьма непритязательная еда, но вкусно и я стараюсь не думать, что может входить в состав этой колбасы.
— Мирослава, что случилось тогда в детском магазине? — задаю вопрос, который никак не даёт мне покоя.
Соседка замирает как перепуганный заяц, нервно жуёт и начинает говорить.
— Я встретила мать, которую двенадцать лет считала погибшей. Она утонула, когда мне было десять, так мне сказала бабушка. Уехала в гости к подруге и не вернулась. Оказалось, что она просто влюбилась в очередной раз и бросила меня ради мужика. Я была к ней очень привязана и тяжело переживала её смерть, мне снились кошмары, я начала заикаться и практически перестала разговаривать, меня травили в школе, это был ад. А сейчас выясняется, что она жива, здорова у неё другая семья, муж, дочь и она беременна. Как-то так.
Мирослава вытирает щёки, по которым ручьём текут слёзы, часто моргает, прячется за волосами.
Ни хрена себе. А я-то думал, что со мной мать плохо поступила.
Отодвигаю тарелку с бутербродами, сажусь ближе. Обнимаю, она тихонько плачет. Понимаю, что ей это нужно, что так выходит стресс и обида, но всё равно очень жалко.
Проревевшись Мира начинает икать, приношу ей воды.
— Прости, что-то я совсем расклеилась, — виновато улыбается.
— Не извиняйся, ты умница. Не представляю, как бы сам смог такое пережить.
— Расскажи мне, как вышло, что тебя усыновили при живых родителях? — всхлипывает Мирослава, нос опухший, глаза красные. Но мне, кажется, что красивее её нет.
— Эм, мать сильно запила после смерти отчима, ей тяжело было тащить нас с братом одной. А Лена — её сестра не могла родить и так они решили облегчить жизнь сразу обеим, только вот нас с Каем не спросили. Мы были очень привязаны друг к другу в детстве, прямо не разлей вода. Несмотря на то, что Кай был хулиганистый, а я тихоня.
Перевожу дыхание, жадно допиваю воду. Сердце стучит как сумасшедшее, сколько лет не проходит, всегда больно это вспоминать, не отпускает ни обида, ни злость. Мозгами я понимаю, что из нас двоих с Каем вроде именно мне повезло с семьёй, относительно. Но в этом вопросе мой мозг и сердце никак не могут договориться.
— Видишь ли, когда мать согласилась отдать меня Лене. Ей виделось моё счастливое, здоровое, сытое детство. Только вот тётка умолчала, что замужем за абьюзером и игроманом, который периодически ещё и запивает. Короче, счастливым моё американское детство было недолго. Когда мы приехали в Калифорнию, Майк — муж Лены был закодирован и продержался два года. А потом сорвался, начал пить и играть, в очередной раз вылетел с работы. Лена получала мало, она работала продавщицей в массмаркете. Как загулял, Майк начал попрекать её лишним ртом — мной. Вообще, не понимаю, зачем она меня взяла, материнских чувств у нее ко мне не было, я так и остался для неё племянником, муж её вообще не хотел детей. Просто у них давно всё разваливалось, и Лена, видимо, решила использовать меня как пластырь. Но не сработало, но так как я был уже усыновлён, девать меня было некуда. И этот тиран периодически срывался то на мне, то на Лене за свои вечные неудачи, долги и проигрыши. С возрастом я понял, что чем реже мы видимся, тем меньше у меня проблем. Поэтому загружал себя учёбой на максимум, спортом, математикой. Чтобы лишний раз не появляться дома. Все факультативы и школьные секции были мои. И учился я без конца не потому, что такой прилежный, а потому что так было проще выживать. Чем больше меня хвалили, тем меньше претензий ко мне было дома.
— Этот отчим твой Майк, он тебя бил? — голос Миры дрожит.
Мне бы соврать ей. Но вместо этого я наклоняю голову, ерошу волосы.
— Господи! — всхлипывает.
Да не очень приятное зрелище. Шрам в форме креста, это мне в десять прилетело по голове шнуром от газонокосилки.
— Болит? — шепчет Мира.
Болит, но не там.
— Нет, давно зажил.
Мирослава тянется пальчиками, но в последнее мгновение передумывает, дёргано хватает ломтик огурца с тарелки, хрустит.
Вроде и темы у нас печальные, а я стараюсь сдержать улыбку. Зарёванная Мирослава с огурцом, завернутая в простыню. Такие вот нынче у меня эротические фантазии.
Немного меняю позу, чтобы спрятать стояк. Сейчас вот вообще не вовремя.
У меня к ней есть ещё вопросы, про этого Даниила, но сейчас, наверное, не очень уместно будет её пытать.
В комнату с кухни, с громким «мяу» забегает кошка. Мира тянет к ней руки, но щекастый комок выбирает меня и приземляется рядом.
— Эй, это что такое? — возмущается.
— Против моего обаяния не может устоять ни одна девчонка в этой квартире! — хвастаюсь.
Смеёмся, Мира кидает в меня огурцом. Уворачиваюсь, Ёлка зажимает, кругляшок между лап начинает жевать.
— Ничего себе! — киваю на кошку.
— А да, она всеядная, вообще корм ест, но овощи и фрукты тоже очень любит! — вещает Мирослава, соскакивая с кровати.
Подбегает к сумке, что лежит на кресле. Натягивает на себя огромную футболку, она ей ниже ягодиц. Надевает трусики. Отвожу взгляд. Это что за слонячья футболка? Явно не этого почти женатого хрена. У неё, что ещё кто-то есть?
Эта мысль неприятно цепляет. Закрываю глаза, медленно выдыхаю.
— Это моя футболка, — словно подслушав мои мысли, говорит Мирослава.
Рассматриваю, она реально ей как платье.
— Просто это был единственный размер с мумми-троллями. А я люблю этот мультик. Ты смотрел такой в детстве? — спрашивает, приземляясь снова на кровать.
Мумми кто?
— А кто это?
Мирослава оттягивает синюю ткань, демонстрируя странных существ.
Пытаюсь вспомнить, какие мультики я смотрел в детстве. Про человека-паука смотрел, про Бэтмана смотрел, про Капитана Америку. Про Мумми нет.
— Не смотрел? Да ладно крутой мультик. Я тебе как-нибудь покажу! —улыбается.
Доев огурец, Ёлка спрыгивает и укладывается спать в переноску.
Дело к ночи, пора уходить. Встаю, оглядываюсь в поисках вещей.
— Миш, можешь остаться? Ничего такого, я не буду приставать, честно. Просто не хочу одна быть.
Выдав всё разом, Мира замирает.
— Такого предложения мне ещё никогда не делали, — хмыкаю, стараясь не заржать. — Но если ты обещаешь не приставать, то я бы остался. Но учти, я всегда сплю у стенки.
Девчонка облегчённо выдыхает, улыбается.
