дрожь в голосе. То, как крепко сжаты колени, как будто она ожидает, что сильные руки в любой момент разомкнут их. Медленное облизывание пухлых губ, прежде чем она заговорит, признак нерешительности. И Райф наслаждается каждой секундой этого.
Гребаный Райф.
Мои кулаки сжимаются, но я выпускаю разочарование через долгий выдох. Я знал, что ублюдок болен, но это чрезмерно даже для него. Девушке не следует быть здесь, и маленькая шарада Райфа не покажется такой забавной, когда один из нас потеряет самообладание от необходимости пялиться на нее каждый чертов день.
Я признаю, что впервые увидел ее в столовой, всего в десяти метрах от меня… Это было, конечно, неожиданно. Мягкая, фарфоровая кожа, идентичная изображению, все еще запечатленному в моем мозгу, даже спустя годы после случившегося. Те же густые черные волосы. Эти глаза — точного оттенка небесно-голубого.
Да, она проникла мне под гребаную кожу. Обжигающий жар, вибрирующий во мне в этот самый момент, говорит, что она все еще там. Райфу это удалось. Я бы не удивился, если бы этот сумасшедший сукин сын дал ей контактные линзы, идеально повторяющие этот цвет глаз. Насколько я знаю, он также заставил ее покрасить волосы; такая светлая кожа на фоне самых черных волос встречается нечасто.
Что я намерен выяснить, так это почему. Есть причина, по которой мы нанимаем только блондинок, за исключением Обри. Райф обладает многими качествами, он импульсивен и умеет манипулировать, находясь на вершине, но обычно он не такой дурак.
Я отрываю взгляд от девушки, чтобы украдкой взглянуть на своих братьев, которые стоят в противоположном конце маленькой смотровой комнаты. Сосредоточенный взгляд Феликса острый, оценивающий, как и мой собственный, за исключением того, что он смотрит не на девушку. Он наблюдает за Райфом. Разбивая его на крошечные, управляемые кусочки, которые можно осмотреть и оценить, как сложное технологичное дерьмо, в котором Феликс проводит свои дни напролёт. Наверное, пытается понять, какого черта, по мнению Райфа, он делает.
Феликс — наименьшая из моих забот. Возможно, он безнадежен, как и все мы, но в его теле нет ни капли агрессивности — вне нашей повестки дня, то есть. Если он сорвется, худшее, что он сделает, — это замкнется в себе, и я буду рядом, чтобы вывести его из этого.
Грифф, с другой стороны, — его нос почти прижат к дублирующему экрану, немигающий взгляд сосредоточен на девушке, и он так сильно сжимает край рамки, что побелели костяшки пальцев — все, что он знает, это агрессия.
С того дня пятнадцать лет назад, когда мы вчетвером были вынуждены пожертвовать своими душами, чтобы изменить свои судьбы, у Гриффа всегда была туннельная видимость, когда он что-то замечал. Это одно из его преимуществ — способность игнорировать всё, кроме своей цели, и это хорошо служит нашему делу. Однако эта история с девушкой… Я отталкиваюсь от стены и медленно подхожу ближе к монитору, пытаясь не обращать внимания на то, как дрожит ее тело, когда воск впервые попадает ей на бедро. Стискивание челюстей — единственная реакция, которую я себе позволяю.
Грифф принимает ее присутствие здесь близко к сердцу. Но никто не знает, насколько это личное для меня. Никто не знает в полной мере о моем прошлом, о моих секретах, о том, что касается нее. Нарядить какого-нибудь двойника, чтобы заморочить мне голову, будет стоить не только Райфу, но и девушке столько же.
Эмми Хайленд. Картинка идеально соответствовала тому, как она выглядела бы сегодня, если бы пережила ту ночь. Ах, черт. Я зажмуриваю глаза при одной мысли о ней. Она взывает к воспоминаниям, которые я успешно держал взаперти ради собственного выживания.
Эмми Хайленд — это не она. Она всего лишь пешка в запутанной игре Райфа. Но если мое прошлое чему-то меня и научило, так это тому, что даже невинность не всегда такова, какой кажется. И ее маленькие рассказы подтверждают это; особенно сейчас, когда воск скользит по ее обнаженной ноге.
Независимо от того, соблазнительно ли она гладит ладонь моего брата за обеденным столом или беспомощно привязана к стальному стулу, в девушке с волосами цвета воронова крыла есть что-то бесспорно хрупкое. Что-то, что грозит расколоться от одного прикосновения. На самом деле, у меня такое чувство, что мне вообще не нужно было бы прикасаться к ней, чтобы заставить ее истекать кровью.
Мои глаза закрываются, мысль о крови на ее маленьком теле захватывает меня, и пока это все, что я вижу. Так знакомо, но совсем не так.
Алые ручейки медленно стекают по ее светлой коже… Глубокая дрожь пробегает по позвоночнику от ощущения густого тепла… Интересно, как бы выглядели эти пухлые розовые губы, если бы она высунула язык, чтобы поймать красные капли. Голубизна ее глаз так ясно отразилась бы в серебряных лезвиях моего ножа, ее бледная ладонь так резко контрастировала бы с черной рукоятью лезвия, и я должен знать… Если бы я вложил оружие в ее нежную руку, она вздрогнула бы и выронила его? Или она обхватила бы его своей хваткой и сжала?
Блядь. Жар разливается по моей груди прямо к моему члену, прожигая кожу, пока я не проглатываю стон.
Будь проклят Райф и его извращенное мышление. Он точно знал, как присутствие этой девушки подействует на меня.
Мне нужно убраться к черту из этой комнаты. Мне нужно убраться к черту подальше от нее.
Как только я делаю шаг к выходу, тихий стон с другой стороны экрана заставляет мою голову наклониться. Райф оттягивает голову девушки за волосы назад, голубые глаза широко раскрыты и устремлены в потолок, руки все еще связаны за спиной. Он нависает над ней с ухмылкой на лице, держа свечу над ее плечом, достаточно близко, чтобы заставить ее задрожать. Вероятно, пытается понять, оставит ли его следующее прикосновение нечто большее, чем жгучую боль.
Он играет с ней, видя, что она невольно показывает в моменты страха, запугивания, удовольствия. Или боли. Он, как правило, получает больше удовольствия от криков, чем от хныканья, но, с другой стороны, так поступают и женщины, которые подписываются на его нелепые шарады.
Сегодняшние методы Райфа не новы, разве что чуть более… стратегические, чем обычно. Но что ново, так это ее реакция. Я едва замечаю, что делаю еще один шаг вперед, пока не оказываюсь почти так же близко к экрану, как Грифф. Я опускаю одну руку в карман, другой поглаживаю подбородок.
Эмми отклонила голову достаточно назад, чтобы видеть его, ее стройная шея полностью обнажена.
