пальцы просто бездействуют, но…
Постепенно усиливают нажим.
По капле добавляют.
Дан лишь немного усиливает давление, а мое тело отвечает искрами и фейерверками, томящимися в ожидании.
Пытка бездействием и жаждой. Жаждой с моей стороны и бездействием с его стороны. Но эти пальцы так близко — крепкие, длинные, сильные пальцы…
Облизываю пересохшие губы, лицо Дана дрожит, расплывается, приближаясь.
— Хочешь — возьми. Позволь себе, — роняет глухим, сиплым шепотом на ухо, взламывая все мои установки и принципы.
Бедра дрожат и, сходя с ума от напряжения, совершают рывок.
Отчаянно мажу промежностью над мужской ладонью.
— Вот так.
Резко вперед и мучительно долго назад.
Довольно.
— Еще… Ты хочешь.
Нет.
Но внутри кипит возмущением и желанием, очередные барьеры сметаются новым движением таза, и, будто смирившись с полным поражением, тело начинает жить своей жизнью.
Бедра конвульсивно, в жаркой агонии движутся навстречу мужским пальцам.
Снова и снова нахожу напряженным телом ту самую точку, в которой наслаждение пульсирует и расширяется волнами.
Вторая рука Дана ласкает мою грудь, забавляется с сосками, добавляя остроты.
— Дааа… — стону в голос.
Едва не срываюсь, цепляюсь пальцами за крепкие плечи Дана для большей уверенности и устойчивости в своих движениях.
О стыде не думаю. О безопасности — тоже.
Вообще ни о чем не думаю, забывшись окончательно.
Все ближе и ближе к самому краю.
— Блять… Нереально!
Дан хлопает меня по заднице и прижимает к себе на мгновение, я разочарованно стону: очередная спираль удовольствия оборвалась.
— Дан… Даааан! — почти требую.
— Сейчас.
Он приподнимается, но ненадолго, снова опускается и шепчет мне в шею.
— Давай. Добавим удовольствия. Тебе будет вкусно… — и, подняв под попой, опускает, усадив пульсирующей щелочкой на…
Ника
— О боже… — выдыхаю.
Между складочек вонзается толстое, твердое копье.
Пальцы Дана покручивают мой клитор, сводя с ума ритмичной лаской. Я словно балансирую на самой вершине, боясь потерять контроль. Пальцы беспомощно скребут ткань футболки Дана. Я цепляюсь за него изо всех сил.
— Телом к телу приятнее, да? — замечает он и останавливается.
Чтобы снять футболку. Мне приходится откатиться немного назад, и между нами оказывается его пульсирующий, твердый член. О боже… При ярком свете он кажется совсем другим, и я не могу не пялиться, разглядывая длинный прямой ствол с покрасневшей головкой, выделившей смазку.
И он обрезан.
— Ты мусульманин?
— Что? — загибает светлую бровь. — Не видела обрезанных не мусульман?
— Но зачем?
— Мы будем обсуждать вопрос моего согласия в возрасте, когда моего согласия никто не собирался спрашивать, или займемся более приятными вещами.
Я отползаю назад на пятой точке. Сделать это невероятно сложно само по себе, плюс мои бедра сильно напряжены, а промежность словно налита горячим свинцом.
— Какая ты забавная… — замечает он, настигнув меня в два счета. — Поднимайся с пола.
Стоит ли говорить, что следом за его предложением подняться с пола следует действие: Дан сам меня поднимает, обхватив под попой.
Движение резкое и быстрое, мне приходится обхватить его торс ногами — это происходит автоматически и так ладно, будто мы много раз проделывали это. Дан одобрительно угукает, хлопнув меня по заднице.
От шлепка кожа горит… приятно и в ушах сильно звенит.
Мое тело прижато к его грудной клетке, тугие соски царапают мощную грудь, покрытую редкими светлыми волосками, которые почти не видны.
Мои ноги оказываются снова широко расставленными по обе стороны от его бедер. Каждый раз, когда я пытаюсь вырваться и просто дернуться в сторону, Дан делает небрежное, и едва заметное, можно даже сказать, игривое движение. Ленивый взмах здоровенной медвежьей лапой, и я остаюсь сидеть ровно там же, где была.
Но все ближе и ближе.
Теперь его член прижат к низу моего живота и пульсирует, почти в таком же ритме, как закручивается у меня между ног сильнейшее возбуждение.
— Мне пора готовить завтрак.
— Успеешь.
Дан с явным наслаждением сминает мою попу, гладит талию и сжимает ладони под грудью.
Большие пальцы чиркают по полушариям, подбираясь к соскам.
Меня начинает потряхивать.
— Пожалуйста, не стоит.
— Ты так смущаешься, — смотрит на меня с любопытством. — Ни разу не было полноценного секса?
— Нет.
— Будет.
— Нет! — возражаю с зарождающейся паникой. — Я… У меня…
— Ты не умрешь от оргазма, глупая. И даже если захочешь… я тебя реанимирую.
Ну и заявление, в переводе на человеческий означает: затрахаю о смерти, но даже помереть не позволю!
Я не успеваю возразить, пальцы Дана смыкаются на сосках, сжимая и покручивая их. Он с наслаждением оттягивает сосок и возвращает, растирая его.
Снова и снова…
Похныкиваю от жара, рождающегося под его пальцами. Схожу с ума от потребности, наливающейся у меня между ног, требовательно и сладко, влажно…
Покусываю губы, ерзаю на мужских бедрах.
Новый шлепок по заднице заставляет взвизгнуть и глухо простонать в рот мужчины, которым он накрыл мои губы.
— До чего же неугомонная, — с этой фразой в меня проталкивается его горячий язык.
Комната наполняется темнотой, мои глаза закрываются, как по волшебству, когда его язык и губы захватывают мои сладким пленом. Он терзает мой рот, целуя его глубоко и требовательно.
И снова у меня не хватает слов, чтобы возразить ему или как-то соотнести свои новые впечатления о поцелуях с теми, что у меня были ранее.
Все, что я знаю о поцелуях, это сухие и торопливые касания обветренных губ к моим.
И влажные, противные, пьяные чмоканья — значительно позднее, против моей воли.
Ни первое, ни второе — даже близко не находятся к тому, что происходит сейчас.
Мажущие прикосновения, уверенные толчки языка, демонстрация силы…
Эти наглые касания крадут дыхание из моих легких и заставляют меня раствориться в нем.
Я сижу с распахнутым ртом и просто принимаю этот вкус, запах, дрожу губами над его ртом.
Дан отстраняется:
— Целоваться не любишь? Тоже смысла не вижу, давай без обмена слюнями.
Голова кружится.
Дан проводит пальцем по моим половым губам.
Я вскрикиваю, вцепившись в него руками, когда он поглаживает меня там.
Все настойчивее и настойчивее, дальше и дальше, пока не касается абсолютно влажного входа с довольным урчанием.
— Чувствуешь, какая ты мокрая для меня, Белочка?
Его голос скатывается в довольное мурлыканье, горячий рот скользит по шее, покусывая зубами.
— Насколько сильно твоей щелочке хочется, чтобы я с
