матери. И в этом была моя боль.
Долбанный Франц с Шатохиным и их тренировки, это ощутимо съедало мое время, приходилось постоянно корректировать текущие дела и подстраиваться, это злило и раздражало. Пришлось даже встречу с Уваровым перенести из шикарного ресторана, в который он меня пригласил, на гоночную трассу.
– Рада, тебя видеть, – произнесла, остановив мотоцикл, у ограждения снимая шлем.
– Ты умеешь удивлять. Не страшно на такой скорости? – при виде меня его взгляд сразу потеплел.
– Хочешь попробовать?
– Не думаю, – он улыбнулся. – Скорость это не мое.
– Против подобных увлечений?
– Если это делает тебя счастливой, то как я могу быть против, – я потянулась к нему, оставляя короткий благодарственный поцелуй на его губах. Но он удивил. Положив ладонь на мой заток, привлек к себе, беря мои губы в плен. Более откровенно, чем я могла от него ожидать, но приятно.
– Лаврова! – громкий оклик Франца огласил кольцо, даже рев мотоциклов не заглушил его ор. И чего так рычать. – На трассу живо!
– Мне пора, – улыбнулась Илье, напрочь игнорируя недовольное рычание драгоценного Романа Станиславовича, будь он неладен.
– Я сейчас уеду, но на недели буду свободен.
– Напиши мне, – произнесла, натягивая шлем и прогазовав, сорвала мотоцикл с места.
Вчера вечером трассу расчистили грейдером подровняв полотно, это обычная практика, только был один минус – грейдером по выворачивало камни и хотя работники прошлись на два круга, собрав большие булыжники, местами они все равно попадались, причиняя ощутимое неудобство. Выжав газ, взяла возвышенность и не успев изменить положение тела, чтобы перенести центр тяжести, напарываюсь колесом на огромный булыжник. Потеря равновесия, излишний наклон, руль вырывает из рук, и я слетаю с мотоцикла. Пыль, камни, грязь. Удар о землю смягчает защита, но в глазах все равно темнеет на доли секунды.
– Ты как? В порядке? – Миха склоняется надомной, помогая сесть и снять шлем. Учащенно дышит, видимо, бежал.
– Да. Все хорошо, – поднимаюсь на ноги, только сейчас начиная ощущать боль в колене. Защиту от удара сорвало и через порванные штаны виднеется огромная ссадина. – Там камень. Прям колесом на него попала.
– Идти можешь? – кивает на ногу Шатохин, поднимая глуша и эндуро с земли. Делаю попытку наступить на ногу, болит, но терпимо.
– Да, нормально.
– Пошли осмотрим тебя, – он, припарковав мотоцикл у ограждения, подставляет плечо, но я отказываюсь, просто шагаю, прихрамывая рядом с ним.
– Сто лет не слетала.
– Всякое бывает.
Возле здания администрации Миха подзывает какого-то мужчину.
– Пройдитесь еще на два круга, расчистите от камней трассу.
Открыв передо мной дверь, заводит в кабинет.
– Посиди тут, сейчас медсестру позову.
– Да все нормально Мих. Просто аптечку принеси и воды.
– Может, подорожника сразу? Поплюешь, приложишь и все пройдет. Мозг мне не сношай, врач осмотрит, только тогда отпущу.
Спорить с ним нет ни сил, ни настроения.
– Окей барин, тащи своего лекаря, – выдыхая, тянусь за бутылкой с водой, в горле пересохло как в пустыне.
– Вот так бы сразу.
Шатохин выходит за дверь, а я, сделав пару глотков, откидываюсь на кресле, прикрывая глаза. Колено болезненно пульсирует, но я упорно стараюсь это игнорировать.
– Вот что бывает, когда не слушаешь, что тебе говорят, – раздается крайне недовольный голос Франца.
– Мамочку выключай, тебе не идет, – открываю глаза, встречая его злой взгляд.
– Летела эпично, зрелищно и красочно. Молодец. Но в соревнованиях ты не участвуешь.
– С х*я ли? – поднимаюсь со своего места, готовая вцепиться в его горло, если это поможет стереть с его лица эту высокомерную уверенность в себе.
– Я запрещаю.
– А ты мне кто, чтобы что-то запрещать? Муж? Любовник? Брат? Отец? – выплевываю слова смотря прямо в его глаза и наблюдая, как в них уже клубится тьма. – Ты никто. Поэтому не лезь в мою жизнь и в мои решения. Твоя трасса вся в камнях, это твой косяк и твоя вина как организатора, и не надо сейчас перекладывать свою ответственность на чужие плечи. Хотя о чем это я, ты всю жизнь только этим и занимаешься. – Делаю шаг, чтобы уйти, а то еще слово и я ему в лицо вцеплюсь, но он хватает меня за руку чуть выше плеча останавливая.
– Это ты мне про ответственность сейчас говорить будешь? Которая, прервав заезд, сосется со своим еб*рем, а потом с затуманенным мозгом выезжает на трассу, и, витая в розовых облаках, не замечает камень на своем пути.
Вскидываю свободную руку, чтобы влепить ему пощечину, но он перехватывает, сжав свои пальцы на моем запястье.
– Еще раз замахнешься… -цедит сквозь зубы.
– То что? – вскинув с вызовом подбородок, смотря прямо в глаза со всей злостью, на которую была способна в этот момент, но его пальцы державшие мои руки уже жгли кожу своим теплом даже через одежду. А вместо ответа жесткий рывок меня к себе и губы к губам, сквозь неприятие, сопротивление и вполне закономерный отказ. Удерживая, сжав в своих руках, запустив одну ладонь в мои растрепанные волосы стирал с моих губ тень Уварова. Протестуя укусила до крови за губу, вспарывая зубами кожу, но он лишь притянул еще сильнее к себе, углубляя поцелуй, игнорируя мое мычание и вкус крови, понимая, что уже отвечаю. Страсть словно яд уже бежала по венам, разъедая сосуды, разбивая на мелкие куски мой разум, злость и адекватность. Танец языков, губы по губам, до нехватки кислорода и сердце срывается, сбивается с ритма, обнажая, то что давно похоронила, закопала в душе.
Стук в дверь болезненно выдергивает в реальность, заставляя отстраниться. Франц выругивается, проводя пятерней по своим волосам, и делает шаг назад.
– Ну, кто тут у нас больной? – в кабинет заходит улыбчивая женщина средних лет с медицинским чемоданчиком в руке, а я, не ощущая собственного тела, опускаюсь в кресло. Меня все еще разносит на атомы, и понимание болезненное колкое неприятное вгрызается в душу «сколько бы лет ни прошло, я всегда буду на него реагировать. Он как клеймо, тавро, выжженное на моей душе». Эта мысль причиняет боль. Это отрезвляет, помогая сбросить с себя окутавший разум дурман.
– Итак, моя дорогая, сотрясения нет, переломов нет, вывихов нет. Ушиб левого колена и плеча, – констатирует медсестра, – пока она не сказала про плечо, я даже не понимала, что почти не могу им шевелить. – Сейчас напишу список препаратов, а еще две недели покоя. Никаких мотоциклов. Если будет сильно что-то болеть, едешь в травмпункт и делаешь снимок.
– Хорошо. Спасибо, – отвечаю, беря из ее рук лист с
