Незадолго до дня рождения Жозефины, когда ей исполнилось семь лет, универмаг Брубейкера объявил фотоконкурс на самого красивого ребенка в Одессе. Снимки делались в отделе фотопринадлежностей магазина, а победитель получал приз – золотую чашу с выгравированным именем счастливчика. Чашу выставили в витрине, и Жозефина каждый день ходила на нее смотреть. Никогда еще ничего она не хотела так сильно, как стать первой. Мать никогда бы не позволила Жозефине участвовать в конкурсе, считая, что тщеславие – это зеркало дьявола, но одна из богатых клиенток, покровительствующая девочке, заплатила за фото. Жозефина была уверена: чаша достанется ей. Она уже представляла себе, как будет выглядеть безделушка на комоде в их комнате. Жозефина будет каждый день стирать с нее пыль, любоваться по ночам.
Когда наступил решающий день, девочка так волновалась, что даже не смогла пойти в школу и весь день пролежала в постели. Слишком велик, почти невыносим был груз счастья. Впервые в жизни в ее руках окажется прекрасная драгоценность, и эта чудесная вещь будет принадлежать только ей одной.
На следующий день Жозефина узнала, что победительницей стала Тина Хадсон, дочь одного из самых богатых в городе людей. Ей было далеко до Жозефины, но мистер Хадсон, как оказалось, был одним из членов совета директоров компании, во владении которой находился универмаг Брубейкера.
Когда Жозефина услышала новость, у нее так разболелась голова, что девочка едва удерживалась от крика. Она очень боялась, что Бог узнает о ее желании получить приз, но Всемогущий Господь, должно быть, действительно видел все, потому что приступы участились. По ночам она тихо плакала в подушку, чтобы не разбудить мать.
Через несколько дней после того, как были объявлены результаты конкурса, Жозефину пригласили в дом Хадсонов на уик-энд. Золотая чаша стояла на каминной полке в комнате Тины. Жозефина долго смотрела на нее. Когда девочка вернулась домой, чаша была спрятана в ее сумке под ночной рубашкой. Она все еще лежала там, когда появилась мать Тины и забрала украденную вещь.
Мать Жозефины обломила длинный прут с дерева и жестоко избила дочь. Но девочка не злилась на нее. Те несколько секунд, когда Жозефина держала в руках сверкающую драгоценность, стоили перенесенных боли и унижения.
Голливуд сороковых был мировой столицей кино, магнитом, притягивавшим талантливых и бездарей, жадных и благородных, красивых и безумцев. Он был землей высоких пальм и грез о Рите Хейуорт, Меккой для всех, кто стремился стать первым в волшебном царстве снов. Для одних Голливуд был городом, который мог в одну ночь сделать тебя звездой, для других – гигантским казино, разорявшим доверчивых, или публичным домом, апельсиновым садом, даже святилищем, но для всех он становился магическим калейдоскопом: каждый, заглянув в него, видел свой, не похожий на другие узор.
Для Тоби Темпла Голливуд был местом, куда он всегда стремился. Тоби прибыл сюда с армейским рюкзаком и тремя сотнями долларов. Устроившись в дешевом пансионе на бульваре Кахуэнга, он стал думать, что делать дальше. Тоби понимал, что должен как можно быстрее найти работу, иначе вскоре останется без гроша. Он знал, что в таком городе, как Голливуд, встречают по одежке, и поэтому сразу отправился в магазин мужской одежды на Вайн-стрит и заказал новый гардероб. В кармане осталось двадцать долларов. Тоби, беспечно насвистывая, устремился в ресторан «Браун дерби», где обедали все кинозвезды. Стены зала были покрыты карикатурами на самых знаменитых голливудских актеров. Тоби чувствовал волнующую атмосферу шоу-бизнеса, ощущал присутствие магической силы.
К нему подошла официантка, хорошенькая рыжеволосая девушка лет двадцати двух с великолепной фигурой.
– Чем могу помочь? – улыбнулась она.
Тоби не смог устоять. Вытянув руки, он сжал упругие, круглые, как спелые арбузы, груди. Девушка ошеломленно отпрянула и уже открыла рот, чтобы закричать, но Тоби уставился в одну точку затуманенными, словно покрытыми пленкой глазами:
– Извините, мисс… я… я ничего не вижу…
– О, мне так жаль, – покаянно воскликнула она, всей душой сочувствуя несчастному.
Она взяла Тоби под локоть, подвела к столу, помогла сесть и взялась заказывать обед. Вернувшись через несколько минут, девушка застала Тоби за странным для слепого занятием: тот рассматривал карикатуры на стене и, увидев, что пойман, расплылся в улыбке:
– Произошло чудо! Я снова прозрел!
У негодника был такой невинный взгляд, что девушка не смогла удержаться от смеха. Она хохотала над шутками Тоби, пока он обедал, и даже позже, в постели.
Тоби устраивался на любую работу, лишь бы только быть поближе к шоу-бизнесу. Как-то он работал на платной стоянке и, когда подъезжали знаменитости, лихо распахивал дверцы автомобиля и отдавал честь. Но никто не обращал на него внимания. Он был всего лишь очередным мальчиком на побегушках, и всем было наплевать – жив он или умер. Тоби смотрел вслед выходившим из машины красивым, в дорогих облегающих платьях девушкам и думал: «Если бы вы только знали, кем я стану в один прекрасный день, тут же бросили бы этих жлобов!»
Он обошел всех агентов, но быстро понял, что зря тратит время. Это не он, а они должны бегать за ним. Чаще всего Тоби слышал имя Клифтона Лоренса. Он представлял только самых талантливых актеров и заключал невероятные контракты. И Тоби решил, что когда-нибудь Клифтон Лоренс будет его агентом.
Он подписался на две священные газеты шоу-бизнеса: «Дейли вэрайети» и «Голливуд рипортер». Открывая их, Тоби чувствовал себя членом актерского братства. Как-то, просматривая рубрику «Новости кино», он обнаружил заметку, от которой лихорадочно забилось сердце:
«Продюсер Сэм Уинтерс назначен вице-президентом по производству фильмов на студии «Пан-Пасифик».
Сэм Уинтерс, вернувшись домой, обнаружил, что его должность в «Пан-Пасифик» никем не занята. Через полгода начались перемещения. Глава студии был уволен, и Сэма попросили вести дела до назначения нового директора. Но Уинтерс настолько хорошо справлялся, что никто и не подумал искать другого человека. Сэм был официально назначен вице-президентом по производству художественных фильмов. Это была нервная, выматывающая, суматошная работа, но Уинтерс любил свое дело больше всего на свете.
Голливуд напоминал цирк с тремя аренами, на которых теснились, вертелись и плясали безумцы, идиоты и просто сумасшедшие, минное поле, на котором можно было каждую секунду взлететь на воздух. Большинство актеров, режиссеров и продюсеров были невероятными эгоцентристами, страдающими манией величия, неблагодарными, злобными ничтожествами. Но как считал Сэм, если они обладали талантом, остальное значения не имело. Талант – вот магический ключ, открывавший сердца зрителей.
