планшета. Я заметила еще в прошлый раз, что Дима заинтересовал ее. Разумеется, я сразу предостерегла подругу, что он — жуткий бабник, циник и подлец. Он и Илья — пара подлецов, которым даже соль одалживать не стоит. Однако когда какой-нибудь из запретов срабатывал? А советы? Они все — мимо ушей, пока не зацепит теми событиями, о которых нас предупреждали…
Вот даже, на своем собственном примере. Раньше я пропускала мимо ушей скепсис знакомых. Но сейчас, когда отношения рушатся, я начинаю вспоминать, как некоторые знакомые вскользь замечали, что пара с такой большой разницей в возрасте, как у нас с Ильей, долго не протянет.
Вы слишком разные, говорили они.
Сухарь и бизнесмен Илья, воздушная и творческая — я.
Мне казалось, что мы хорошо справлялись.
Ключевое слово — казалось.
Все было неправдой. Все…
— Алин, мне нужно достать коробку. Там, в коридоре шкаф с антресолью.
— Еще советский. Ох уж эта полироль… Почему не выкинешь?
— Как-то руки не доходили, — пожимаю плечами. — Мы жили в квартире Ильи. Я все время планировала сделать ремонт в квартире папы, но всегда что-то мешало. В итоге я решила оставить все, как есть. Своеобразное напоминание о родных и близких. Если честно, я рада, что не продала эту квартиру.
— Да, квартира хорошая. Так, стул я взяла. С какой стороны смотреть?
— Кажется, слева. На верхней полке. Вот этот старый портфель сдвинь, — руковожу действиями подруги. — За ним должна стоять коробка от обуви…
Алина действует, как я прошу, но торопится и чуть-чуть оступилась, балансируя на краешке стула.
— Алина! — кричу я, замерев от страха.
Стул опасно накренился и качнулся из стороны в сторону. Подруга чудом удерживается на месте. Но часть содержимого коробки рассыпается на пол. Плюс портфель решил шмякнуться на пол, вывалив отцовские бумажки и рабочие заметки.
— Все хорошо, я в порядке. Устроила тебе немного беспорядка, но все приберу.
Кое-как я опускаюсь на пол и начинаю перебирать сокровища из папиной коробки. Алина тоже погружается со мной в воспоминания. Если честно, я очень растрогана, что она со мной так много времени проводит и поддерживает.
Без нее я бы совсем скатилась в уныние и проводила дни в слезах или в негативе, взращивая в себе злость на Карину и Илью. Благодаря Алине я даже на рисование отвлекаюсь, понемногу возвращаюсь к работе над заказами.
— Смотри, это утренник в первом классе, помнишь?
— Не напоминай! — ахает Алина. — Спрячь эту фотографию, у меня тут стрижка под горшок! Брат-придурок постарался…
— Какие мы тут смешные!
— Я точно смешная, как клоун, а кто эта симпатяжка рядом со мной? — тыкает пальцем в меня. — Да ты посмотри, с годами только краше стала.
— Может быть, мне немного изменить внешность?
— Губы увеличить?
— Нет. Не то. Цвет волос сделать более ярким, осветлить немного…
— Попробовать можно, — соглашается подруга. — Записать тебя в салон к знакомой? Она хороший специалист и никогда не борщит, деликатно работает с цветом.
— Давай.
— Илья оценит. В обморок упадет.
— Вот только я не ради него стараюсь! — бурчу.
Хотя, по правде говоря, сама не знаю, из-за него или нет. Я до сих пор уязвлена тем, какая яркая эта… Карина! Бесит…
С фотографиями и детскими открытками мы справляемся довольно быстро.
Остается только портфель, который от старости трещит по швам.
— По-хорошему, мне надо было разобрать все эти папины бумаги, — говорю вслух, складывая все обратно. — Я ведь знаю, что он уже не вернется, не сядет в свое любимое кресло и не будет искать свои очки… И все равно держу все так, словно надеюсь на чудо.
Под руки попадается толстый блокнот с записочками. Папа всегда аккуратно вел свои записи.
Просто бездумно листаю странички, вглядываясь в неразборчивый почерк отца, как вдруг…
Натыкаюсь на записи, сделанные несколько лет назад.
Сердце пронизывает болью насквозь.
Блокнот падает из рук. Алина что-то говорит мне.
Не разбираю слов.
Чувствую себя преданной. Дважды преданной… Самыми дорогими и когда-то любимыми…
Он
— Уже прилетели, Илюх. Хоть сейчас не мельтеши, — просит друг. — Что ты как блоха в банке!
Каких только эпитетов я не наслушался за эти дни. Взял себя в руки, сжал всю волю в кулак, достойно провел переговоры. Друзья из Пекина довольны остались, я — тоже. Немного остыл и понял, что чуть не запорол дело, над которым несколько лет трудился, шел к результату, поставил на кон многое. Получилось довести до ума и не сорваться.
Теперь — домой. К моей девочке…
Пальцы помнят мягкие кудри волос Ксюши, мне не терпится зарыться носом в ее макушку. Просто почувствовать, как она пахнет.
Мое сердце щемит от нахлынувших чувств. Будто долго-долго они стояли запертыми, а сейчас прорвало плотину.
Страх потери все обострил? Подсветил в нужных местах? Показал на истинную ценность?
Что, если так и есть?
Что имеем, не храним, потерявши, плачем.
Я и не намеревался терять Ксюшу. Никогда не намеревался. Виноват лишь в том, что влюбился не сразу, проникся ею через время.
Но не обижал, не гулял налево.
Что бы ни думал обо мне Дима, который уверен, что я удобно пристраивал свое хозяйство и между ножек Карины, не было такого.
Всего один раз я мог оступиться, когда приехал немного выпившим и уснул.
Во сне Карина принялась меня ублажать. И я, полупьяный, сжал волосы в кулаке, едва не разрядив ей в рот. Потом что-то торкнуло — волосы тяжелые и гладкие, слишком гладкие. У Ксюши волосы вьющиеся.
Очнулся, распахнул глаза — у меня трусы до колен спущены, и Карина усердно трудится ртом. Так трудится, как будто стараниями своими пытается загладить вину.
Вину за то, что привела в этот мир нашего ребенка вопреки всему.
Вопреки моему нежеланию иметь детей, у меня на то были веские причины.
Вопреки тому, что я с ней расстался. Расстался задолго до того, как начал встречаться с Ксюшей.
Мы с Кариной из одной компании, довольно весело проводили время. Переспали один-два раза…
Встречаться я ей не предлагал.
У меня была на уме карьера, у нее — болезненный разрыв с мужем.
Мы пересекались, чтобы горячо и без заморочек провести время, спустить пар. Никаких претензий и перспектив. Никаких замашек на совместное будущее.
Так считал не только я, так говорила и она сама, падая на мокрые от пота простыни:
— Иль, ты просто бог… Бог секса! Если бы я еще когда-нибудь хотела выйти замуж, я бы вышла за тебя! — шутила она.
Друзья считали, что мы —
